– Прошу простить меня, госпожа, если я огорчила вас, – мягко заговорила султанша, удивив всех вокруг, ожидавших, что она станет защищать себя. – У меня и в мыслях не было идти против вас и вести дела за вашей спиной. И если вы считаете, что я недостаточно внимания уделяю своим сыновьям, то…
– Что здесь происходит?
Никто не ожидал постореннего вмешательства, и все, кто был в гареме в этот момент, в удивлении обернулись на мужской голос, полный негодования. Но не пылкого, а ледяного. Только один человек во дворце говорил таким голосом в минуты гнева.
Афсун Султан почувствовала трепет, увидев своего старшего сына, который, судя по всему, проходил мимо и стал случайным свидетелем этой унизительной для нее сцены. А Фатьма Султан достаточно хорошо знала своего племянника, чтобы напрячься с его вмешательством. Он буквально протаранил наложниц, расступившихся перед ним, и встал рядом с матерью, но смотрел не на нее, а на свою тетю. Взглядом, в котором бушевала пока еще сдерживаемая внутри буря.
Идрис-ага почувствовал, как резко переменился ветер. И его госпожа, подтверждая это, расправила свои плечи, как будто ей больше нечего было бояться.
– Орхан, я попросила бы тебя не вмешиваться, – Фатьма Султан постаралась сказать это вежливо, чтобы не усугублять конфликт.
– Я услышал достаточно для того, чтобы вмешаться, – процедил он, в свою очередь не слишком-то волнуясь о вежливости. – И все то, что вы позволили себе наговорить моей матери в присутствии целого гарема, это не только удар по ее чести, но и по моей. Обвиняя ее в плохом воспитании меня и моего брата, вы унизили и нас с Ибрагимом. А, насколько мне известно, повелитель доверил вам гарем с тем, чтобы вы оберегали его семью от ссор и конфликтов. Что же вы делаете на самом деле, султанша?
Фатьма Султан слушала его как-то беспомощно и все больше начинала нервничать, потому как не знала, чего ей ожидать от неуправляемого и своенравного шехзаде, который не признавал над собой никаких авторитетов. Его она заставить замолчать и прогнать в покои не посмеет. Да и не сможет при всем желании, учитывая его нрав.
– Гарем был на грани бунта, когда вы не имели средств, необходимых для выплаты ему жалованья, – безжалостно продолжал шехзаде Орхан. Афсун Султан, стоя рядом с ним, чувствовала и гордость, и благодарность, но и беспокойство. Как бы он не перешел границу. Ведь тогда ему придется держать ответ перед повелителем. – И кто протянул вам руку помощи? Кто одолжил вам из своих сбережений тысячи акче? Вместо благодарности моя валиде удостоилась вашего порицания и обвинений в превышении полномочий. Теперь же, когда матушка даже не причастна к организации этого праздника, устроенного по приказу и на средства Эсмы Султан, вы снова бросаетесь в нее обвинениями. Да еще теми, которые не имеют никаких оснований и унижают двух шехзаде. Так кто же недостаточно хорошо справляется со своими обязанностями? Вы или моя мать, которая вместо вас, управляющей гарема, решает в нем все проблемы и находит в себе силы, к тому же, воспитывать двух шехзаде и заниматься благими делами?
Пристыженная и задетая его словами Фатьма Султан обратила взор к Афсун Султан, ожидая, что она осадит сына, но она молчала, смотря на нее такими же, как у него, холодными серыми глазами. Лицо ее было непроницаемой маской, но каким-то образом Фатьма Султан чувствовала, что в мыслях она торжествует.
– Я не имела цели унижать твою мать или тебя, Орхан. Ты сам это прекрасно знаешь. И, прежде всего, я попрошу тебя сменить тон. Перед тобой не рабыня, которую ты можешь при всех отчитывать! Тебе не пристало…
– Я сказал все, что хотел, и не вижу смысла продолжать, – даже не слушая, холодно бросил шехзаде и впервые за все время разговора повернулся к матери, затем покровительственно коснувшись ее плеча. – Валиде, я провожу вас до покоев.
Наградив его мимолетным трепетным взором, Афсун Султан все с тем же невозмутимым видом поклонилась совершенно раздавленной Фатьме Султан и обошла ее, сопровождаемая своим сыном. Тот, не глядя, прошел мимо тети, крайне уязвленной его нападением, да еще при стольких свидетелях.
Айнель-хатун сочувственно посмотрела на свою госпожу и, подойдя к ней, тихо произнесла:
– Султанша, возможно, вам лучше вернуться к себе? Ни о чем не волнуйтесь. Мы с Идрисом-агой проследим за тем, чтобы слуги поскорее здесь прибрали.
Фатьма Султан ничего ей не ответила и, оглядевшись в ташлыке, покинула его с поджатыми плечами и ужаснейшим, невыносимым чувством унижения, засевшим в ее груди.
Дворец Топкапы. Покои Афсун Султан.
Едва переступив порог, Афсун Султан обернулась на следовавшего за ней сына и тревожно вгляделась в его глаза.
– Не стоило тебе вмешиваться… Ты был слишком резок, Орхан. Как бы повелитель не прознал об этом инциденте. Он будет очень недоволен.
– Недоволен чем? – с презрением отозвался шехзаде. – Тем, что я защитил честь матери, когда ее унижали при всем гареме, а она попросту не могла за себя постоять, потому что унижала ее его сестра? Лучше бы он прознал о том, как она гаремом управляет.