Залив Полумесяца

– Не пристало тебе так о султанше отзываться, – чувствуя, как испуганно заклокотало сердце в груди, воскликнула Афсун Султан. – Это опасно, Орхан. Повелитель и так…

– Сколько можно повторять одно и то же, валиде? – устало процедил юноша, отвернувшись. – Я знаю, как он ко мне относится. Но меня не остановит страх перед его гневом, если затронута моя семья. Если понадобится, я за все перед ним отвечу. И скажу, все, что думаю.

– Это меня и пугает.

– Вы, к слову, правильно поступили, разыграв покорность. Если повелитель потребует объяснений, он узнает лишь то, что вы снова стали жертвой обвинений Фатьмы Султан и вели себя, в отличие от нее, подобающе. Обвинить вас не в чем.

– Откуда тебе знать, что я притворялась? – чуть усмехнулась султанша, смотря на сына с тенью ласки.

Все же она слишком сильно его любила, потому всегда прощала подобные выходки, которые должна была бы, как мать, пресекать.

– Кому, как не мне, знать, что при желании вы вполне можете за себя постоять? – хмыкнул шехзаде Орхан, и на миг глаза его, обращенные к матери, потеплели. – И на будущее… Будьте осторожны в своих делах, валиде. Что бы не задумали.

– И ты, Орхан, будь осторожен. Твоя безрассудная смелость порою бросает меня в дрожь. Нельзя постоянно ходить по краю. Рано или поздно упадешь в пропасть… А я не хочу такой судьбы для своего сына.

Она подняла руку и с нежностью накрыла ею щеку сына, который смотрел на нее угрюмо, устав от подобных просьб. Но не отстранялся. Жаль, что всего миг.

– Мне пора, – шехзаде убрал материнскую руку со своей щеки и, быстро поцеловав ее тыльную сторону, отпустил. – Доброй ночи.

– И тебе, лев мой, – тихо отозвалась Афсун Султан в уже закрывающиеся двери, проводив его, стремительно ушедшего, печальным взглядом любящей матери, которая была не так уж и нужна повзрослевшему сыну.

Дворец Нилюфер Султан.

Султанше было немного не по себе, когда она сквозь вечерний полумрак преодолевала расстояние от кареты до дворца ее сестры – в целом небольшого и простого внешне. Она помнила, каким был дворец, в котором когда-то жила она сама с покойным мужем. Сама Хафса Султан дивилась роскошью его убранства и размерами. Михримах Султан сразу же себя осадила, ведь она дала себе обещание больше не жить прошлым и даже не касаться его в своих мыслях.

У порога ее встретил мужчина суровой наружности, который вышел ей навстречу, едва султанша вошла внутрь. Сразу же стало понятно, насколько строг Коркут-паша со своими слугами. В этом дворце царит жесткая дисциплина.

– В связи с последними событиями Коркут-паша отдал приказ никого не впускать во дворец, – даже не удосужившись узнать, кто она, сухо проговорил мужчина.

По ее простому наряду, конечно, не было понятно, что она – султанша. Да и женщина не удосужилась надеть хоть какие-нибудь украшения, по которым было бы очевидно ее происхождение. Потому Михримах Султан решила представиться сама, поскольку уезжать, так и не проведав сестру, не хотела.

– Я – Михримах Султан, родственница султана Баязида и сестра Нилюфер Султан. Если это возможно, я хотела бы узнать, каково ее состояние.

– Прошу простить меня, госпожа, – тут же поправился мужчина, и голос его стал в разы вежливее. – Я немедленно сообщу паше о вашем визите, и вы сможете обо всем у него узнать. Слуги проводят вас в холл.

– Благодарю.

Холл оказался обставлен в истинно восточном стиле без намека на европейские детали, которых было предостаточно даже в самом Топкапы. Здесь царили те же незатейливость и простота, что и снаружи, по всему, отражающие характер обоих хозяев дворца. Михримах Султан хорошо знала нрав своей сестры. Она не выносила роскоши и лоска, предпочитая во всем – и в характере, и в речи, и в нарядах – суровую простоту. Коркут-паша также никогда не славился тягой к роскоши. Напротив, по словам Эсмы Султан его все считали ужасным скрягой или, если говорить мягче, крайне расчетливым человеком.

Михримах Султан прежде никогда его не видела, и только теперь ей представилась такая возможность, когда Коркут-паша вошел в холл. Высоченный, с широкими плечами и крупной, статной фигурой, он одним своим видом внушал уважение и даже страх. Темноволосый, смуглый, с густой короткостриженой бородой и пронзительным взглядом под густыми изогнутыми дугой бровями паша был красивым мужчиной, однако, красота эта не привлекала, а будто призывала бежать и спасаться. И от него исходила темная аура властности – подавляющая, словно придавливающая к земле.

– Михримах Султан? – осведомился он густым низким голосом, скользнув по ней цепким взглядом.

Оробев перед пашой, миниатюрная и худенькая Михримах Султан нашла в себе силы только для того, чтобы кивнуть.

– Я не знал, что вы в Стамбуле. Надеюсь, причиной вашего приезда не послужило нечто плохое?

– Вовсе нет. Мой сын, Мехмет, хотел бы предстать перед повелителем для того, чтобы он определил его наместником в одну из провинций.

– Подозреваю, он надеется заполучить Эрзурум, где вы все эти годы и жили?

– Это так. По-вашему, это маловероятно?