Залог возможности существования

Как и многие, этот бывший военный не понимал, не знал, что “не задумываясь”, то есть безответственно выполнять что-либо, даже “свой долг” чрезвычайно опасно. И не только для дела. Делу тогда часто и непреднамеренно наносится вред. Опасно и для себя.

Человек, при всем его совершенстве, не способен быть автоматом. В этой роли он либо вредит делу, либо ломается сам. Распорядиться собой, как вещью, с собой не считаясь, не возможно, что-то получается не так.

Дисциплинированный, волевой, привыкший, не задумываясь, следовать приказу и долгу, не имеющий “такой привычки” “все усложнять” и “мудрствовать”, любящий ясность инженер о своем будущем не думал... А новые обстоятельства, требовали новых решений. Решения ему подменили хорошо известные и не им придуманные нравственные принципы. Что ему делать, было ясно само собой. То, что должно. А вот, что при этом будет им переживаться - такого вопроса для него не стояло.

Как-то так получилось, что за свою душу мы часто принимаем собственные мысли. А про то, что у нас в действительности есть отражающая наши обстоятельства, волевому приказу не подвластная и нам неведомая душа - мы не знаем. Не знаем мы, что хотим мы того или нет, мы переживаем все, что нас касается. Все что, в соответствии с нашим интуитивным, неосознанным прогнозированием, нам еще только предстоит. Мы не знаем, что неосознанно прогнозируемое будущее определяет наше переживание больше, чем прошлый и настоящий реальный момент. Что грудь, к которой мы так часто прикладываем руку, ища в ней свою душу, теснит наше незнаемое, но ощущаемое уже будущее.

Новые трудности требовали нового решения, новых действий. Побуждали их устранить либо изменив ситуацию, либо приспособившись к ней.

Переживай муж больной женщины предстоящие трудности осознанно, думай он, с любым “цинизмом” (мысли - не дела!) о самых невозможных для него выходах из сложившегося положения, мне бы не пришлось о нем рассказывать.

Он бы просто, отбросив по очереди самые неприемлемые, потом ненужные и так далее варианты, пришел бы к тому же, что велел ему его долг, только ничего в себе не боясь. Переболев отказ от иных возможностей, дожил бы свободно до своего собственного решения, которое оказалось бы своей ношей, “которая не тянет”, а не жертвой, которая давит постоянным грузом.

Думай он с заботой о самом себе, он то же самое сделал бы для себя, по любви, а не по требованию внешнего для него регулятора поведения - долга.

Долг у личности становится внутренним регулятором.

Но этот мужчина не думал ни о какой предстоящей ломке всего его жизненного уклада. Поэтому, когда в нейрохирургическом отделении, где некоторые парализованные больные просят смерти, кто-то рассказал, потрясший город слух о том, как муж убил и прокрутил в мясорубке свою больную жену, мой обычно внешне спокойный пациент неожиданно для себя пришел в ярость, набросился на рассказчика и едва “не размазал того по стенке”.

“Когда очухался, сам себя испугался!” Рассказ неожиданно вызвал чрезвычайное потрясение.

Нет, у него не возник навязчивый страх убить свою жену. В голове только мелькнуло яркое представление, что она мертва и что это сделал он. Представление исчезло сразу.

Он так разнервничался от рассказа, что его бросило в пот, в жар, в холод, затрясло, сердце сжалось, стучало, гулом отдаваясь в голове и во всем теле, закружилась голова, к горлу подкатил кисловато-металлический ком тошноты. Когда его вырвало - приступ прошел. Но он с тех пор маялся различного содержания страхами за жизнь, страхом сойти с ума, безотчетным страхом веревок, головокружениями, тошнотой, особенно в первой половине дня, страхом упасть, потеряв сознание. На стуле в терапевтической группе он сидел держась за него, чтобы не свалиться.

Внешние события жизни этого человека объективно требовали переболивания несчастья, приспособления к новым условиям, сознательного перебора различных возможностей изменения своих обстоятельств.

Перебор начался бы с последовательного отбрасывания самых ненужных ему вариантов. С обсуждения с самим собой кажущихся нужными, но неприемлемых, и так далее. До нахождения своего самого необходимого, единственного, все ненужное отбросившего и все нужное вобравшего решения.

Тогда первыми бы обсуждались рационалистические, не учитывающие того, что человек имеет душу, что у человека есть “бесполезные”, “невыгодные”, “нерациональные” нужды, привязанности.

Первым бы обсуждалось нечеловечески “логичное” решение оставить непригодную быть женой и матерью женщину и строить новую семью на “выгодных” и “деловых” началах.

И отброшено это решение было бы первым не потому, что оно некрасиво, а от того, что любящий мужчина не в состоянии, не запутав, не обманув, не сломав себя, любящий, если он считается со своими нуждами, с самим собой, не в состоянии оставить любимую, пока не разлюбил. И никакие доводы логики о “пользе” не властны, как известно, над чувством, отражающим потребность.