Все, страдающие рассеянным склерозом обнаруживали достоверную значительную акцентуацию по демонстративности, в их поведении бросались в глаза истерические черты, в анамнезе нередки были типичные для истерика, вытекающие из эгоцентризма конфликты и истерические способы их разрешения.
Исследование не носило специального систематического характера, и, к сожалению, от него не сохранилось ничего, кроме выводов или впечатления.
Эта догадка запечатлелась еще и потому, что, дважды мне, тогда начинающему психиатру с дремучей бородой и легендарной в сельском районе, где я работал, репутацией “гипнозера”, пришлось лечить женщин, страдающих рассеянным склерозом, инвалидов 2-й группы.
После общеобнадеживающего однократного сеанса гипноза я назначил им курс никотиновой кислоты. Одной -в порошках по 0,1 х 3 раза в день, в течение месяца. Другой - внутривенно (5% раствор никотината натрия) по 1,0 с глюкозой через день, 10 инъекций. И обе почувствовали себя "совершенно здоровыми", хотя до того из-за множественных порезов не вставали с постели. Одна из них слегла вновь через год. С другой я больше не встречался, но знаю, что она была клинически здорова и через два года, когда я из этого района уехал.
Я ли им помог? Чем? Может быть это было совпадение? Я не знаю.
Никотиновая кислота была, как мне представлялось, в обоих этих случаях средством, скорее впечатляющим сосудистой реакцией на нее, то есть опосредующим косвенное внушение, а не вызывающим положительных соматических сдвигов непосредственно.
Все стало бы понятным, если допустить, что я лечил истериков или что здесь действует тот же механизм.
Тогда и моя борода, и репутация, и сеанс гипноза, и реакция на никотиновую кислоту, и все, что вместе называют надеждой, выступая в качестве сигнала возможности удовлетворения всех жизненно важных нужд, формируя мощную доминирующую мотивационную функциональную систему, затормозили какую-то тормозящую мотивацию и так оказали растормаживающее влияние на какую-то неизвестную мне мотивацию. (Я тогда этого не понимал, и вел себя интуитивно.)
Благодаря этому растормаживанию прежде ставшие вытормаживающими, ведшие к выпадению функций раздражители вновь приобрели (у одной временно, у другой - не знаю) свое первое сигнальное значение. Они перестали вызывать и усиливать выпадение сигнализируемых функций.
Юноша, выше всего ценивший свою свободу. С темпераментом и неторопливым удовольствием сознающего свое превосходство барса, нетерпящего претензий на его неприкосновенность, при любом поползновении посягнуть на его независимость, демонстрирующего свой ослепительный оскал.
Юноша, с детства понаторевший в мальчишеских уличных боях. Умевший вдвоем, спина к спине, выйти победителем из уже немальчишеской драки с восьмерыми. Знавший, как в толпе, окружившей после танцев в чужом городке - (’’поговорить надо”), отличить главаря и дать знать тому, что прежде именно его достанет (а не “шестерок”, суетящихся впереди), а уж только потом сам, может быть, будет битым. Так что разговор кончался миролюбивыми извинениями ватаги и признанием его права.
Этот юноша, беззащитный только в отношениях с женщиной, еще с детских книжек пораженный возвышенностью рыцарства, должен был лететь на свою свадьбу!
Естественно же, что, ценя рыцарство и “верность долгу” почти наравне со свободой и независимостью, он любые сомнения в желании жениться должен был отмести как недостойные или вовсе не мог отдать в них себе отчет...
А сомнения заключались бы в том, что он ее не любит. Что отношения их случайны. Что он, вообще, еще не хочет жениться, терять независимость холостяка, и изменять традициям вольного мужского товарищества...
Словом, вечером он должен был лететь жениться.
Билет на самолет был взят. Вещи еще не собраны. Но до вечера далеко. Днем юноша пошел прогуляться. Попрощаться с родным городом. Почему он пошел именно в район, пользовавшийся самой зловещей славой в городе - не понятно и ему самому.
Внутренне он, как и все сильные люди, был мягким человеком. -Силу свою и стремительность сознавал. Никогда сам драк не завязывал.
Но он был горд. А в этот день это его, обычно не мешавшее рассудительности свойство, неведомо почему, вдруг как-то сразу распухло. Он стал горд до чрезвычайности. Чуть только не Сирано де Бержерак.
Это произошло в безлюдном переулке.
Александр Григорьевич Асмолов , Дж Капрара , Дмитрий Александрович Донцов , Людмила Викторовна Сенкевич , Тамара Ивановна Гусева
Психология и психотерапия / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Психология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука