На столе перед заложником лежала свежая газета. Услышав лязг открывшейся двери, он поднял голову и улыбнулся Юсуфу. У него сегодня неожиданное развлечение. Ему принесли газеты. И он на первой полосе. Просто как какая-то кинозвезда. Или политик, победивший на выборах. Юсуф насторожился. В почти детской радости заложника было что-то неестественное. Нравятся фотографии? Заложник ощутил прозвучавшую в голосе Юсуфа иронию, и его улыбка стала напряженной. Фотографии как фотографии. Он рад видеть лица родных людей, хотя выглядят они, конечно, не очень. А старые снимки будят воспоминания молодости, когда все было просто, не было забот, и перспективы казались бесконечными. Вот видите, аудиторию? Это девяносто третий год. Сколько лет было Юсуфу в девяносто третьем? Юсуф покосился на заложника. Пять лет. Заложник улыбнулся. Он в это время, наверняка, бегал по двору и катал какой-нибудь обруч. Улыбка заложника была искренней и грустной. Юсуф придвинул табурет к столу и сел. Нет, он по двору не бегал. Он рос не очень здоровым ребенком. Мама его берегла и не позволяла бегать. Боялась, что он вспотеет и простудится. Он играл на ковре, который раскладывали во дворе под зарослями винограда. Заложник провел ладонью по лбу, словно старался оживить воспоминания. А он в девяносто третьем защитил докторскую диссертацию по теоретическому расчету «черных дыр». Даже оппоненты аплодировали его выступлению. А до этого он читал лекции. И не где-нибудь. А в Московском физико-технологическом институте. Кто сегодня понимает, что такое читать лекции в Московском физико-технологическом институте?! Лицо заложника разгладилось, на щеках заиграл румянец. Юсуф с удивлением смотрел на него. Что это с ним? Мысли о былом величии тешат самолюбие? Или дело не в самолюбии, а воспоминания — лишь свидетельство того, что жизнь была прожита не зря, что она была долгой и интересной. Если это так, то подсознание этого человека уже готовит его к смерти? Эта мысль заставила сжаться сердце. Это не первая смерть, с которой он столкнется. Он видел людей в момент ухода в небытие. Он дежурил в реанимации, куда привозили бездыханные тела, а он на операционном столе пытался вернуть их к жизни. Но это были люди, разрушенные болезнью или раной. Они бредили, почти ничего не понимали и уже находились за гранью. И только тонкий мостик бьющегося сердца связывал их с этим миром. Этот человек был в сознании, он понимал, что происходит, и Юсуф не представлял себе, как говорить с ним. Жалеть и делать скорбное лицо? Говорить, как ни в чем не бывало? Любая фраза прозвучит фальшиво. Заложник перебирал газетные листы. А вот он с президентом Российской академии наук. Академик Осипов ценил его работы. Советовал подавать документы на члена-корреспондента. Но как-то не получилось. А потом он уехал в Израиль… Юсуф шумно двинул стул. Заложник сложил газету и опал, словно мешок волынки после того как отзвучала мелодия. Жизнь пролетела. Нет, не прошла зря. Но как-то быстро закончилась. Заложник отбросил газету на край стола. Браслеты звякнули. Сегодня ему почему-то снился лес. Почему именно лес? Он не так часто бывал в лесу. Как-то не получалось. Работа, заботы, институт, лекции, симпозиумы. Он участвовал в двух международных конгрессах физиков. Читал доклады на английском. Это было очень трудно. Ведь его английский… Не очень. Иногда, конечно, они всей семьей выезжали на пикники. Заезжали далеко, в такие леса, каких здесь нет.
— Знаете, что такое настоящий лес, доктор?