Заложник

Впервые в жизни Эден Лунделль курила в подвале полицейского участка. С некоторых пор здесь находилась единственная в здании курилка, все остальные внезапно упразднили. В лучшие времена Эден ни за что не стала бы сюда спускаться. Но сегодня на улице моросило и за каждым углом прятались журналисты.

Ей нравилось, что она здесь одна. Обнаружив в подвале кого-нибудь еще, она наверняка попросила бы этого человека уйти. Эден нужно было собраться с мыслями и хорошенько обдумать события нескольких последних часов.

Вероятно, все началось уже вчера, с ложных предупреждений о взрывах. Эден интуитивно чувствовала их связь с сегодняшним захватом «боинга», хотя и не могла сказать, в чем она заключается. Итак, террористы снова объявились в Швеции, потрясая ее видимое благополучие, разрушая образ, который Эден давно уже не могла воспринимать всерьез.

Его создатели полагали, что в Швеции нет предпосылок для такого рода преступлений. Однако гордая своим нейтралитетом страна продолжала военное сотрудничество с ЕС и НАТО, а в течение последних десятилетий проводила политику, которую было трудно назвать иначе как пропалестинской. Самое справедливое государство, образец для стран всего мира! Кто сейчас поверит в эту ложь? Времена изменились, пора определяться.

Кстати, о времени. Эден взглянула на часы. Черт! Пора забирать девочек из клуба. Она решила попросить Микаэля, пусть оставит своих конфирмантов. Государственная безопасность важнее.

Она затушила сигарету о зеркальное дно пепельницы. Согласно последним сводкам американцы рекомендовали Кариму Сасси держаться подальше от их воздушных границ и ждать дальнейших указаний. Звучит разумно. В зоне воздушного пространства США с самолетом может случиться что угодно. Эден намечала план дальнейших действий. Прежде всего ее интересуют результаты допросов дяди Захарии Келифи и матери Карима Сасси. Дальше она займется Захарией. Связь между ним и «коттеджем» существует, в этом она убеждена. Разгадка где-то под носом, она это чует, только почему-то не может ее увидеть.

До сих пор Алекс Рехт полагал, что ему достанет выдержки справиться со своими личными проблемами. Однако сейчас, отправляясь вместе с сотрудницей СЭПО в Транеберг, к дяде Захарии Келифи, он, пожалуй впервые, засомневался в собственных силах. Алекс чувствовал, что страх за сына все больше мешает ему сосредоточиться на работе. Он предпочел бы беседовать с дядей Келифи в компании Фредрики Бергман, однако та решила вернуться на Кунгсхольмен, чтобы написать рапорт для министерства. Алекс скосил глаза на сидевшую за рулем коллегу из СЭПО. Как там ее зовут — Виола? Вивианне?

Ответ пришел, когда зазвонил ее мобильник.

— Вероника, — сказала женщина, приняв вызов.

Потом хмыкнула в ответ на реплику своего невидимого собеседника и завершила разговор.

— Коллега, — пояснила она Алексу.

— Понимаю, — отозвался тот, чтобы что-нибудь сказать.

Дальше они ехали молча. Миновали Кунгсхольмен и мост Транебергсбрун. Вид отсюда открывался впечатляющий. Наверное, Стокгольм самая красивая столица мира.

Тут зазвонил телефон Алекса. На душе потеплело, когда он увидел на дисплее номер Дианы.

— Что слышно об Эрике?

От волнения ее голос звучал глухо. Диана сама потеряла ребенка, дочь. Она, как никто другой, знала, что значит смерть существа, созданного из твоей плоти и крови.

Алекс испугался собственных мыслей.

— Ничего, но мы работаем.

«Мы работаем». Времени половина шестого. До пункта назначения семьдесят пять минут полета, а они до сих пор изыскивают способ предотвращения катастрофы.

Алекс слушал ее дыхание и думал, что бы с ним было, если бы они не встретились. Он уже не верил, что сможет влюбиться еще раз, и очень удивился тому, как легко все произошло. Когда Диана раскрыла ему свои объятия, сердце Алекса словно растаяло и ему снова захотелось жить.

Машина остановилась. Они на месте.

— Я перезвоню позже, — пообещал Алекс.

Он нажал кнопку — и Диана исчезла. Алекс опустил мобильник в карман и ступил на лестницу в подъезде дяди Захарии. Вероника шла следом.

Дядя уже успел засветиться в газетах, где не скрывал своего возмущения тем, как власти обошлись с его племянником. Алекс понимал его чувства, однако, как представитель закона и борец с преступностью, разделять их не мог.

На теплый прием следователи не рассчитывали, однако неприкрытая враждебность, с которой встретил непрошеных гостей Муса Келифи, могла обескуражить кого угодно.

Дядя Келифи эмигрировал тридцать с лишним лет назад, поэтому по-шведски говорил почти без акцента.

— Что вы здесь делаете? — прямо с порога набросился он на Алекса и Веронику. — Как только у вас рука поднялась позвонить в мою дверь?

Последний вопрос показался Алексу вполне уместным.

— Мы хотим помочь вам и Захарии, — ответила Вероника.

Муса застыл в дверях. Судя по всему, он не собирался впускать их в квартиру.

— Я был у вас, — обратился он к Веронике. — Приходил в СЭПО, когда шел суд, помните?