Заложник. История менеджера ЮКОСа

Убийство мэра Нефтеюганска Петухова, произошедшее в день рождения Ходорковского, вообще не лезет ни в какие ворота. Нате вам, Михаил Борисович, подарочек вот такой от службы безопасности! Вы верите в такое? Возникает резонный вопрос: а что выиграла компания ЮКОС от этого убийства, кому это было выгодно? Уж точно не Ходорковскому! Что, налогов стал ЮКОС платить меньше? Мотивов не было. Но было убийство, в котором признались некие Цигельник и Решетников, на показаниях которых строилось обвинение Пичугина. От их сокамерников мне было известно, как они вели себя до суда – не стесняясь, делились с окружающими своими планами о близкой свободе. Им, видимо, наобещали манны небесной, и они несли что ни попадя. А когда им дали сроки по восемнадцать-двадцать лет, они опомнились и на заочном процессе над Невзлиным признались, что фамилии Пичугина и Невзлина впервые узнали от сотрудников Генеральной прокуратуры. Но было поздно. Судья взял за основу их первые показания, а эти проигнорировал, как будто и не было их вовсе…

Что тут скажешь, что можно добавить? Для меня все совершенно очевидно. Зная, как фабриковались дела, как проходили суды, я ни секунды не сомневаюсь в невиновности Алексея Пичугина…

* * *

Грохот открываемой двери выводит меня из состояния задумчивости, и я «возвращаюсь» в камеру 304 СИЗО 99/1. «На техосмотр», – объявляет надзиратель. Этот небольшой ежедневный шмон длится не более десяти минут. Под пронзительный писк кукушки нас выводят из камеры и закрывают в боксе – небольшом помещении со скамейкой, приделанной к стене, где можно полноценно сидеть. В это время надзиратели осматривают камеру. Слышны удары дерева о железо – деревянной киянкой простукивают стены и кровати. Осматривают вещи. Вскоре мы возвращаемся. В камере полный порядок, никакого погрома, все культурно. Через несколько дней я привыкну к этой процедуре и не стану обращать на нее никакого внимания. Садимся пить чай. Это уже скорее ритуал, чем потребность. Еще один способ убить время. Слышим голос надзирателя: «Собирайтесь в спортзал».

Спортзал находится рядом, за стеной, в большой камере, когда-то используемой по прямому назначению. Сейчас здесь небольшой спортзал. Шведская стенка, несколько пар гантелей, маленькая штанга, стойки для штанги, скамейка с поднимающейся спинкой. Сказать, что я потрясен – значит ничего не сказать. Пока я не могу сосредоточиться и полноценно заниматься. Я слоняюсь из угла в угол и хватаюсь то за гантели, то за штангу. Олег с Андреем делают жим лежа. Мне самому интересно, сколько я выжму. С легкостью жму сто двадцать килограммов на три раза. Сокамерники удивлены. Я не очень. В молодости я профессионально занимался борьбой и всегда поддерживал хорошую физическую форму. Спорт во многом помог мне выжить. Силу здесь уважают и чувствуют.

Проходит час занятий, и нас ведут в душ. В обычный душ, положенный по закону, водят раз в неделю. Поэтому возможность принять дополнительный душ приносит массу приятных эмоций. К сожалению, речь не идет о систематических занятиях спортом. Если попал в спортзал два раза в неделю, считай, повезло. Мы в хорошем настроении возвращаемся в камеру. Новый день в СИЗО приносит новый приятный сюрприз. Тюремная библиотека. Раз в неделю в камеру заглядывает женщина-прапорщик с каталогом книг. Выбор потрясает воображение. Классика, детективы, научная литература, книги на иностранных языках, учебники… Объясняется такое разнообразие очень просто. Родственники по заявлению могут передавать находящимся здесь людям практически любые книги, которые после прочтения остаются в библиотеке. Это правило. Почти за три года, проведенные здесь, я тоже оставил хорошее наследство из книг. Порой администрации тюрьмы и делать-то ничего не надо. Только не мешай. В СИЗО сидят еще не осужденные люди, имеющие в теории ровно такие же права, как и свободный человек. Но это в теории…

Я с жадностью набрасываюсь на книги. Позже я часто с горькой иронией шутил, описывая время, проведенное в тюрьме: «Жизнь удалась: не работаю, много свободного времени, ем, что хочу, живу в центре Москвы в одном элитном доме с Ходорковским…»

* * *

В этой камере я уже две недели. Не успеваю привыкнуть к сокамерникам, как звучит голос надзирателя: «На Пэ, с вещами». Я не знаю, куда меня поведут или повезут. Это уже третья тюрьма за последние три месяца. Собираю вещи, набиваю баулы. Одеваюсь. Меня выводят из камеры и ведут в другую, 312-ю камеру, расположенную на этом же этаже. Такая же камера, такой же быт, к которому я начал привыкать, но совершенно другие люди. Нет такого изобилия продуктов, как в предыдущей камере. Здесь сидят бедолаги, которых с воли никто не поддерживает.