«Как же так? А как же доказательства? Как же очевидные факты?» – не верю в происходящее я. Ты называешь белое белым, а тебе в ответ нагло заявляют: «Это черное».
Оставалось ждать оглашения назначенного срока наказания. Я еще надеюсь оказаться на свободе, отделавшись двумя годами и восемью месяцами. Приговор занимает сто восемьдесят страниц машинописного текста, и судья не успевает его прочитать за один день. Я возвращаюсь в камеру.
«Освобождение откладывается на один день!» – пытаюсь пошутить я, вернувшись в камеру.
Отложилось оно и еще на один день, потраченный судьей на зачитывание и перечисление доказательств вины, указанных в приговоре. Она приближалась к результативной части приговора. Самое интересное остается на третий день.
Я прощаюсь с сокамерниками, даю им последние инструкции, что делать с моими вещами, из которых мне нужна лишь сумка с документами. На дорогу они желают мне: «Ни пуха!»
«К черту!» – отвечаю я и выхожу из камеры. Я заметно нервничаю. Я надеюсь, что сейчас все решится. Встанет на свои места.
Зал судебных заседаний набит битком. Все ждут окончательного решения. Судья монотонным голосом продолжает зачитывать приговор:
«При назначении наказания подсудимым суд учитывает наличие на иждивении у подсудимого Переверзина малолетнего ребенка 1995 года рождения. Учитывая обстоятельства совершенных деяний, роль и степень участия каждого из подсудимых, суд находит, что исправление подсудимых Малаховского В. Г. и Переверзина В. И. возможно лишь в условиях изоляции от общества. На основании изложенного, руководствуясь статьями 307, 308, 309 УПК РФ, суд приговорил
:Признать Переверзина Владимира Ивановича виновным в совершении преступлений, предусмотренных частью 4 статьи 160 УК РФ и частью 4 статьи 174.1 и назначить ему наказание:
По части 4 статьи 160 УК РФ в виде лишения свободы на срок шесть лет.
По части 4 статьи 174.1 УК РФ в виде лишения свободы на срок десять лет шесть месяцев.
По совокупности преступлений путем частичного сложения наказаний окончательно назначить Переверзину В. И. наказание в виде лишения свободы на срок одиннадцать лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима».
У меня темнеет в глазах.
По залу проносится приглушенный ропот.
Для меня перевернулся мир. Небо упало на землю. Перед глазами промелькнула вся моя жизнь.
Детство. Школа. Институт. У меня пересохло во рту. Язык прилип к небу.
«Подсудимый, – обращается ко мне судья. – Вам понятен приговор?»
«Да, – дрогнувшим голосом говорю я, – понятен».
Нас выводят из зала, и я со щемящей тоской ловлю изумленные, полные сочувствия и сострадания взгляды моих близких.
«За что? За что? За что?» – бьется в голове безответный вопрос.
Какой-то корреспондент в коридоре суда умудряется задать мне глупый вопрос: «Как вы можете прокомментировать сегодняшнее решение суда? Вы согласны с таким решением?»
«Это полный бред и идиотизм! – на ходу успеваю ответить я. – Мы будем обжаловать приговор в Европейском суде по правам человека!»
Занавес. Спектакль закончен. С одиннадцатилетним сроком я возвращаюсь в камеру.
«Одиннадцать лет дали, сволочи!» – с порога сообщаю я сокамерникам новость. Возможно, кто-то из них был бы счастлив получить такой срок. Но это не мой вариант. Сознание отказывается воспринимать происходящее. Я вспоминаю историю о том, как какой-то парень, приехав из зала суда, на вопрос сокамерников «Сколько дали?» отвечает: «Три года». И отдает свой приговор товарищам. Те читают и видят, что дали ему двенадцать лет. Спрашивают: «Ты ничего не путаешь? Здесь же написано: двенадцать лет!».
«Нет, это не мне, – утверждает тот. – Мне дали три года…»
Ты отказываешься верить услышанному, ты не воспринимаешь увиденное. Понимание придет позже, когда я прочувствую тяжесть этих лет в колонии строгого режима. К тому времени я отсижу три года, казавшиеся мне вечностью. Неожиданно я осознаю, сколь ничтожную часть от одиннадцати лет составляют эти три года, осознаю то, что впереди у меня целых восемь лет за решеткой! Мне казалось это бесконечным сроком, который никогда не закончится. Эта мысль придавит меня. Мне потребуется очень много времени, чтобы в полной мере принять происходящее.
Глава 15
Последняя надежда
Сокамерники тактично предлагают мне перекусить и выпить чаю. Я чувствую, что проголодался, и набрасываюсь на еду. Не ощущая вкуса пищи, съедаю пару бутербродов. Я в смятении. Я часто думал о том, могла ли судья поступить по-другому, оправдать нас или дать иные, меньшие сроки. Понятно, что оправдательный приговор привел бы ее к увольнению, что в ее системе ценностей смерти подобно. Но она вполне могла дать, например, мне не одиннадцать лет, а девять. А как она могла дать Малаховскому двенадцать лет – на год больше, чем запрашивала прокуратура? Будь у нее хоть капля совести, порядочности или человечности, мы бы получили меньшие сроки. Очевидно, что система напрочь, без остатка вымывает из людей все человеческое или же вбирает в себя уже готовые кадры без чести и совести.