Заложник любви

Конни пожалела, что его руки не лежат по-прежнему на столе и она не может их коснуться, но предательский внутренний голосок прошептал ей, что она ведет себя, как дура.

В таком случае она ведет себя именно так с того момента, когда впервые пришла в британское посольство. Неожиданно все ее чувства и мысли вылились в простенькую формулировку: «Ник, так же, как и ее отец, тот человек, за которого стоит бороться».

На нее нахлынули воспоминания, и она принялась облекать их в слова:

— Когда-то я была упрямой девчонкой и спорила с отцом, если он мне что-либо запрещал. А потом…

Ник улыбнулся:

— Могу себе представить.

— Я бросала на землю теннисную ракетку, если проигрывала, — она покраснела, став от этого еще привлекательней. — Наверное, гормоны подросткового периода! Я втюрилась в своего тренера по теннису, а когда отец посадил меня на неделю под замок, я все-таки удрала на корт.

Она и тогда была такой же увлекающейся и лишенной благоразумия, решил Ник. Он откинулся на спинку сиденья, представив себе Конни сумасбродной, упрямой девчонкой, которая хотела все делать по-своему.

— Тебя поймали?

— Нет, поймали моего отца. Три человека в масках схватили его, когда он вылезал из машины. Он кричал мое имя. Он звал меня. Потом он понял, что это за люди и какая судьба ему уготована. И тогда он снова стал звать меня.

— Ты все это видела?

— Да, все случилось из-за меня и у меня на глазах.

Его рука с грохотом опустилась на стол. Плевать, что на него смотрят!

— В том, что творит кучка головорезов, нет твоей вины!

Конни уставилась в потолок.

— Размышляя о случившемся, я всегда прихожу к одной мысли: если бы он в тот момент не оказался там, если бы я не убежала на корты…

— Они могли схватить его где угодно! Ты же знаешь методы работы этих негодяев! Жалкие ублюдки! — он смял салфетку и, едва осознавая, что делает, сунул ее в нагрудный карман, затем фыркнул, потому что до него дошло, что салфетка — не носовой платок, и он вынул ее из кармана и отбросил в сторону.

Конни искренне рассмеялась, она решила, что весь этот фарс был разыгран специально для нее. Глупый Ник!

— Все в порядке, Ник! Я знаю, нелепо думать, что все это случилось из-за меня. Я не должна винить себя, тем более публично каяться.

Ее глаза уже не смеялись, а волосы, спадавшие на плечи, светились теплым оттенком красного цвета.

Ник не мог отделаться от мысли, что все эти десять потерянных лет ее жизни он мог бы быть с нею рядом. Думать так было столь же нелепо, как и винить ее в судьбе отца. Но все равно он не мог вынести этот тоскливый, каящийся взгляд и слышать горечь в ее голосе.

Ник ничего не сказал. Слова «я сделаю для тебя все, что в моих силах» колючей проволокой застряли в горле.

Конни заговорила тихим голосом, в котором он уловил надежду:

— Может быть когда-нибудь, когда мой отец будет на свободе, когда моя жизнь войдет в свое нормальное русло…

— Ты вернешься в Америку.

— Фу, какой ты прямолинейный!

— Та старая туземка сказала, что мятежники затевают новое наступление. Где и когда, я не знаю, но они готовятся нанести удар.

У Конни екнуло сердце.

— Об этом ты мне ничего не говорил.

— Об этом я сказал послу и Джорджу.

— Джордж тоже…

— Джордж не болтлив.

Ее сердце бешено заколотилось, а тело стало липким от пота.

— О, Ник! Каждый раз, когда власть захватывает очередная группировка, моему отцу грозит страшная опасность. Да, его могут освободить, но могут и…

Ник тряхнул головой:

— Все это еще может оказаться или ложным слухом, или дезинформацией. Но действовать нам будет в десять раз тяжелее, если начнут стрелять. Пока я не хочу затевать то, что мы будем не в состоянии завершить. Для одной женщины вполне достаточно потерять одного близкого ей человека. И если мятежники нанесут удар…

Как бы в подтверждение его слов, мятежники выбрали именно этот момент, чтобы взорвать бомбу в квартале отеля «Империал». Из окон ресторана посыпались стекла, а грохот взрыва оглушил посетителей, и они в панике кинулись к выходу.

— Ложись!

Конни непроизвольно повиновалась, нырнув под его руку. Они оказались у западной стены британского посольства, сумев с риском для жизни добежать до него. Но гарантии не было, что они сумеют проникнуть внутрь. Ворота посольства были заперты и находились от них в сотне футов.

Треск пулеметов на окраине Лампура-Сити напоминал стук камешек, сыплющихся на железную крышу. Глухо ухали пушки. Через авеню Шарля де Голля пролетали трассирующие пули, отрезая британское посольство от здания Капитолия.

— До ворот сотня футов, — прокричал Ник, пытаясь перекрыть грохот воцарившейся канонады.

— Давай попробуем добежать!

— Позже, не сейчас! Я не узнаю вон ту машину!

Облезлый фольксваген одиноко и обреченно стоял недалеко от них.

— Может, он начинен взрывчаткой! Кроме того, мне не улыбается торчать под пулями у ворот в ожидании, пока их нам откроют.

— Что же делать?

— Пока — ждать!

Они укрылись в углублении стены, размеры которого заставили их прижаться друг к другу. В какой-то сумасшедший момент Конни показалось, что они в душевой.