— Нет, — соглашается она. — Но почему она что-то записывает в свою тетрадь, но по возвращении в больницу вносит в документы Сары что-то совершенно другое?
— Не имею понятия.
— Ты думаешь, это то, что твоя мама хотела рассказать в письме к Блейну? Что вы близнецы?
Я думаю о последних словах письма, которое уже знаю наизусть после того как читал его снова и снова. «И потому говорю тебе следующее, сынок: ты и твой брат не то, во что я учила вас верить. Грей — это…»
Грей — это твой брат-близнец. Должно быть, это так. Идеально подходит. Это и есть ответ, который я искал, тайна, которую прятали от меня. Я понимаю это как факт. Одна мысль охватывает меня и проникает в мозг через каждую клеточку моего тела. Я его близнец и по-прежнему здесь — единственный юноша, который после наступления восемнадцатого дня рождения избежал Похищения. Но почему? Потому что мой возраст хранился в тайне?
— Мы должны спросить твою мать, — наконец, говорю я. — Она же вписала эту запись в тетрадь, и я хочу знать, почему она изменила запись в документах.
В панике Эмма трясет головой.
— Нет, мы не можем. Тогда она узнает, что мы копались в ее личных записях.
— Эмма, это имеет огромное значение. Возможно, мне уже восемнадцать, и каждый заслуживает знать, что меня не забрали, — я чувствую, как мое сердце стучит все быстрее.
— Но это же ключевой возраст, Грей, — говорит Эмма опечаленно. — Если бы тебе вправду было восемнадцать, тебя бы похитили. Запись ошибочна.
— Если мы спросим твою мать, мы будем знать точно.
— Что вы хотите у меня спросить? — Картер стоит в дверях больницы и дер-жит в руках свою большую сумку.
— Ничего, — бросает Эмма быстро. — Грей и я только что пришли, чтобы уйти с солнца.
Затем она хватает меня за руку и тянет к выходу. Когда Картер поворачивается к ней спиной, Эмма оставляет тетрадь на столе.
Глава 9
Большую часть двух следующих дней я провожу в лесу наедине со своими мыслями. Я забираюсь на северный склон, чтобы просто посмотреть на Стену. Я думаю, ответы на мои вопросы находятся по ту сторону. Они разрываются внутри меня и призывают перебраться через Стену. Они говорят мне, что все, что я хочу знать, лежит сейчас по ту ее сторону. То, что там может быть больше, чем кто-то из нас знает, начинает сводить меня с ума. Что, если Похищение — это не то, что мы о нем думаем, неизменное и неизбежное, как смерть от старости? Не я ли живое доказательство, что на самом деле происходит что-то большее?
Если я не брожу по лесу, то сижу с пергаментом. Снова и снова я читаю письмо моей матери. Я ищу в библиотеке и изучаю каждый исторический манускрипт. Я вновь прокручиваю разговор с Эммой в лесу и постоянно думаю о Блейне, как он при прощании подмигнул мне. Хотел он что-то этим сказать?
Чем дольше я сижу так, погруженный в мысли, тем сильнее убеждаюсь, что здесь что-то не так. И даже Клейсут. Все кажется вывернутым наизнанку: Похищение, Стена, первые дети. Как такое может быть, что люди живут во вновь отстроенном городе и не могут вспомнить, как они сюда попали? Как они сюда попали через Стену, которой обнесен город? И почему Похищение забрало каждого восемнадцатилетнего юношу, но не меня? Часами я спрашиваю себя, почему никто другой не спрашивает обо всем этом? Но ведь я сам только сейчас начал задавать вопросы.
Тихим безветренным утром я иду с расспросами к Картер, не ставя Эмму в известность. Я сижу перед ее столом в больнице и неторопливо спрашиваю, являюсь ли я близнецом Блейна. Она невозмутимо смотрит на меня.
— Почему ты сделал такие выводы?
— Не знаю, — говорю я. — Я так скучаю по нему. И мы так похожи. Может быть, я просто схожу с ума от одиночества.
— Наши двери всегда открыты, если тебе нужно поговорить, — добавляет она мягко.
Затем она объясняет, что я появился на свет ровно через год после Блейна, и я ни в коем случае не близнец. Это злит меня, потому что я полностью убежден в том, что она знает правду и записала ее в блокнот. Почему она не бегает по городу и не кричит, что один из юношей, достигнув восемнадцатого дня рождения, избежал Похищения? Почему она решила держать это чудо в тайне? Я боюсь, что это написано на второй странице письма, которой я никогда не найду. Когда я покидаю больницу, у меня больше новых вопросов, чем ответов.
После обеда, когда Эмма и я сидим у меня дома и в неясном свете солнца играем в шашки, мое терпение лопается.
— Я должен что-то предпринять, Эмма, — говорю я. — Я не могу просто так здесь сидеть и надеяться, что ответы на мои вопросы свалятся мне на голову из ниоткуда.
— Что ты можешь сделать?
— Не знаю. Найти Блейна. Узнать правду.
— Что ты имеешь в виду под «найти Блейна»?
— Когда последние два раза был в лесу, я был вот так близко к тому, чтобы перелезть через Стену и пойти его искать.
Я поднимаю руку и показываю один-два сантиметра.
— Искать его? Но что ты будешь искать? Он не просто пошел прогуляться за Стеной. Он был похищен.
— Но в том-то и дело, Эмма. Если перебраться через Стену, что-то непременно убивает тебя, а это значит, что там что-то есть. Должно быть что-то еще, кроме Клейсута.