Такой вариант поведения нового председателя Гостелерадио был наиболее рациональным, но зависел от наличия определенных условий. Среди них наиболее важными и обязательными были два: время и терпение. В терпении сомнений не было, весь предшествующий опыт многому научил, хорошо подготовил к испытаниям на прочность, к тому, чтобы выдержать неизбежное противодействие, попытки поставить на место нового председателя Гостелерадио, не дать проявить его претензиям иметь свою позицию и права не быть статистом. А вот что касается времени, то его было отпущено мне мало, даже слишком мало, чтобы отстоять свою позицию, суметь найти опору среди редакций, слушателей, зрителей. Не было дано времени и терпения и моему непосредственному начальнику – президенту СССР. Читатель помнит: началась та самая необычайно активная стадия его смятений и колебаний вправо и влево, когда он, лавируя между демократами и консерваторами, пытался стоять над теми и другими, стараясь оставаться непререкаемым вождем партии и государства. Ради сохранения власти он бесконечно манипулировал в своей кадровой политике, приближая одних и отдаляя других, настойчиво требовал от Медведева, Дзасохова, Примакова активного вмешательства в управление массовыми средствами информации, редкий день проходил, чтобы он не высказывал своих претензий к Гостелерадио, отдельным передачам и тут же одновременно не заигрывал перед главными редакторами «Московских новостей», «Огонька», отдельными работниками редакций телевидения, представляясь перед ними в образе последовательного демократа и свободолюбца.
В этих условиях времени для реализации намерений новому председателю Гостелерадио практически не было отпущено, и его стремление иметь собственную позицию и право на самостоятельность в решениях вызывало неприятие в ближайшем окружении Горбачева. Президенту и его помощникам нужны были немедленные меры по жесткому управлению радио и телевидением, конечно, с использованием демократической атрибутики и декораций гласности, плюрализма и т. п. Для выполнения подобного рода функций в Гостелерадио на место председателя нужен был мальчик на побегушках и одновременно для битья прогрессивной, демократической общественностью.
Многое из того, о чем я говорю сейчас, мне стало понятным не сразу. В то время я еще сохранял надежды и искренне верил в успех перемен перестройки, которая многое должна была изменить в Гостелерадио.
У каждого свои представления о телевидении. Мои представления сводились к тому, что телевидение не только особая сфера творчества, но и взаимоотношений людей, участвующих в сложном процессе, интеграции различных средств: информации, искусства кино, театра, музыки, воздействующих на сознание и эмоциональное восприятие огромного числа людей. Этот сложный мир неоднозначен в восприятии, и оттого каждый имеет право на свое представление о телевидении, ищет в нем, требует от него только того, что отвечает его интересам, отрицая и не воспринимая многое из того, что оно несет другим.
Что же увидел и понял я в этом огромном и сложном мире телевидения, что принял, а с чем не мог согласиться? Каково оно – мое телевидение?
Телевидение – любимое и жестокое дитя вождей и народа, источник радости и горя тех и других. Оно не только любимое, но и позднее дитя в семье массовых средств информации. И как всякое позднее дитя, отличается не только несомненными достоинствами и преимуществами перед другими, но и неизбежными недостатками, изъянами. Являясь одним из самых мощных средств информации, оно вместе с тем имело в своем составе всегда значительно меньше квалифицированных журналистов, редакторов, чем имеющие больший опыт газеты, журналы. Заметно было также, что и те, кто занял ведущие позиции в художественных и музыкальных редакциях телевидения, не были первым эшелоном театра, кино, музыкального искусства. Связано это было, как я думаю, в немалой степени с тем, что в пору становления оно оказалось особенно привлекательным, модным и влекло к себе всех тех, кто не нашел себя в других средствах массовой информации, в искусстве и пытался самоутвердиться на телевидении. Очевидно, поэтому на телевидении всегда пребывало немалое число полупрофессионалов, знающих обо всем понемногу и ничего как следует.
Я никогда не скрывал того, что не был в числе больших почитателей телевидения. Оно всегда казалось мне более легковесным, основанным больше на импровизации, на преобладании зрительного ряда, картинки, приоритета внешнего вида над мыслью. Печать была всегда мне ближе, роднее, ибо я считал и считаю одним из самых больших чудес появление на чистом листе бумаги начертанных рукой человека слов, в которых заключена мысль, вызывающая волнение и сопереживание. Может быть, я не прав в своих пристрастиях, но всегда больше ценил написанное слово, ибо считаю, оно больше выношено, выстрадано, оно правдивее и честнее уже тем, что от него нельзя отказаться.