Не могу обвинить моих предшественников в Гостелерадио в том, что они полностью игнорировали интересы телезрителей. Известно, что в числе первых среди других средств массовой информации Гостелерадио СССР создало в 70-х годах службу изучения мнений телезрителей о передачах. В этих целях была создана Главная редакция писем и социологических исследований. Центральное телевидение ежегодно получало более 500 тысяч писем, которые читались, анализировались, а параллельно с этим регулярно проводились исследования, позволяющие следить, как меняются оценки зрителей в отношении тех или иных передач. Конечно, эта служба исследований не была совершенна и не позволяла оперативно судить о рейтинге телевизионных передач, однако основные тенденции в настроениях и интересах слушателей и зрителей она оценивала правильно. И исследования, и сама практика свидетельствовали, что в системе отношений телевидения и зрителей наибольшее недовольство массовой аудитории в последние годы, в условиях обострения политической борьбы в стране, вызывали информационные программы, их неточность, откровенный субъективизм в оценках фактов и событий.
Известно, что полемика о соотношении информации и комментария, о тех возможных и допустимых или вовсе не допустимых пределах вмешательства журналиста, ведущего программы, в содержание информационных передач радио и телевидения идет давно. Существуют разные точки зрения. Однако очевидным было, что у нас в условиях расширения гласности произошел резкий переход от прежней дикторской заторможенности и механического чтения утвержденного во всех инстанциях официального текста в другую крайность – обязательное комментирование и оценку ведущими всех событий, о которых информируют радио и телевидение. В обстановке конфронтации различных политических сил и острых социальных и национальных конфликтов, превратившихся в длительные очаги войны, субъективные оценки радио– и телеведущих вызывали и продолжают вызывать не просто неприятие, но и протесты, ультиматумы и нередко становятся фактором дальнейшего углубления противостояния, обострения борьбы. Когда, к примеру, ведущий в телевизионных «Вестях» сообщает, что, по некоторым источникам, 14-я армия движется к Кишиневу, то это означает: слухи возведены в ранг информации и получили в свое распоряжение канал государственного телевидения. В результате слух-информация превращается в дезинформацию-провокацию.
Многие западные коллеги, с которыми мне доводилось встречаться, выражали недоумение по отношению к этому отечественному телевизионному феномену, ничем не оправданному чрезмерному вмешательству журналистов, ведущих программ в содержание информационных передач. С. Муратов («Известия», 3 октября 1992 года) справедливо замечает: если раньше иностранцев поражала официозность программы «Время», то теперь их удивляет уверенность наших ведущих, что их мнения о фактах важнее самих фактов. Журналисты теленовостей все больше чувствуют себя не информаторами, а миссионерами.
Мне доводилось в заграничных командировках знакомиться с жесткими правилами и нормами, которые обязаны безукоризненно соблюдать ведущие информационных программ западных телекомпаний. В большинстве из них официально существуют этические кодексы, которые обязуются соблюдать работники, подписывая контракт с телекомпанией. В этих кодексах особо подчеркивается, что работникам, создающим телевизионные передачи, никогда не следует считать свои взгляды, оценки, а также взгляды и интересы людей своего круга представительными для всей страны. В отдельных из них существуют серьезные предостережения о соблюдении тех или иных обязательных правил при передачах телеинформаций. Вот одно из них из этического кодекса «Эн-би-си ньюс»: «Непроверенные слухи могут привести к катастрофе. Не передавайте в эфир информацию, полученную извне, если она не подтверждена полицией, вашим собственным корреспондентом на месте события или другими признанными авторитетными лицами или источниками».
Ко времени моего прихода в Гостелерадио заметно возросло неприятие массовой аудиторией изменений в содержании телевизионных художественных и музыкальных программ. Связано это было с общими процессами деформации советского радио и телевидения, которые стали отчетливо проявляться в 1987–1988 годах, когда всеобщая политизация общества захлестывала телевидение и активно теснила художественные программы. Политика стала неограниченно править бал на всех программах, говорящие головы захватили все каналы и передачи Центрального телевидения. И поскольку головы эти представляли Верховные Советы и съезды народных депутатов СССР и РСФСР, городские Советы Москвы и Ленинграда, Советы Министров и исполкомы, то положение людей, призванных управлять радио и телевидением, становилось трудным и было сродни положению слуги из известной комедии «Свадьба Фигаро».