Заложники любви

  —   Какая сучка тут ночевала? — а он в ответ:

  —   Никого не было. Батарейку в часах менял, поддел шпилькой, что тут особого?

  —   Где шпильку взял, отморозок? Откуда она у тебя взялась, да еще на подушке? — спрашиваю недоноска.

  —   Он как уж вертелся и выкрутился, что мать или систра оставили по забывчивости. Но я не поверила. В душе сомненье осталось. Но Мишка таким лапушкой прикинулся. А я исподтишка смотрю за ним. И вижу, что часто у окна садится. Все куда-то смотрит, кому-то рукой машет. Спросила, ответил, что знакомому. Но ни одного мужика не увидела. Ну, зато бабы шли. Ладно, я и на это не обратила внимания. Мало ли, может,

моя заводская баба прошла. Ну, промолчала. Что скажешь? Не буду ж к каждому столбу ревновать. А через месяц с работы стал возвращаться позднее. То бригадир, то мастер попросили задержаться.

   —  Такое бывает,— подтвердил Лукич.

   —  Ну, не каждый день!

   —  Инка, тут случается по-всякому. Вон в прошло месяце монтажники целую неделю по две смены работали. Аврал был. Их попросили,— встрял Егор.

   —  Ну, ни месяц подряд,— перебила баба.

   —  Придираешься, сама на заводе вкалываешь, можешь спросить. Мишка в цехе не один.

  —   Милый Лукич! Стану я из-за него позориться и спрашивать? Да ни за что! Набралась терпенья и ждала. Сама себя за подозрительность последними словами крыла и даже перестала спрашивать, почему поздно вернулся. А главное, откуда у него в цехе бабьи духи берутся, какая шелупень поливает его ими?

   —  Да теперь бабьи духи от мужских не отличить. Самих мужиков от женщин не различишь. Вон сам не давно в магазине оконфузился. Пришел, там за хлебом небольшая очередушка. Глядь, впереди стоит человек. Волосья ниже плеч, как у овцы взбиты и накручены в ушах серьги. Ну, конечно, баба. Когда мне потребовалось в другой отдел отойти на минуту, я и ляпнул бабуле, что за мною встала, мол, держись вот этой дамочки я скоро подойду. Ну, эта дама повернулась, оказалась мужиком. И таких теперь прорва.

   —  Я этого козла ни с кем не путала. Ни человек, ни мужик, гнилой геморрой, падла!

   —  Ты его конкретно приловила или из-за своих фантазий и домыслов ушла? — терял терпенье Лукич.

  —   За неделю до ухода пришла домой, Мишка на больничном был. Все жаловался на суставы, на сердце мы даже спали врозь с неделю. А тут я решила постельное белье на его койке сменить, запах шел тяжелый. Вот и попросила на мою койку пересесть на время. Откинула одеяло и... Смотрю, а на простыни презерватив недавно использованный. Я озверела, ведь сама уже на третьем месяце была. А он, зараза, потаскух в дом водит, для них он здоров! Мы с ним этими штуками но пользовались, на мать с сестрой это не спихнешь. Вот тут ему всю харю побила грелками, клизьмами, всем, что в руки попало. И что с того? Ему, хоть ссы в глаза! Сказал, будто это я ему в постель подкинула гондон! Ну, что мне оставалось после всего этого? Пошла и сделала аборт! — выпалила Инна единым духом.

  —   Глупая! А дитя причем? Зачем сгубила?

  —   Куда же оставлю его? Сам подумай! Ведь и аборт прошел с осложнениями. Всю неделю в больнице провалялась с температурой. Когда выписали меня, сама пошла домой, не стала предупреждать, просить, чтобы забрал из больницы. Своим ходом решила свалиться на голову. И что думаете? Открыла дверь, а в спальне на нашей койке голая баба спит. Мишка как увидел меня, на все места заикаться стал. Свою голь руками закрывает, с постели соскочил и орет:

  —   Наташка, смывайся, пока живые!

   —  Ну, я ее напоследок достала, кулаком в глаз. Она как завопит на меня:

  —   Дура! Зачем товарный вид испортила? Неделю никого не заклею! Отвали от меня! Разберись со своим козлом! Он мне базарил, что вы с ним давно разбежались, иначе я сюда не возникла б!

  —   Мы разошлись? Ты так ляпнул, придурок? — опросила Мишку. Он ничего не ответил, сразу сбежал в ванную и закрылся там изнутри.

   —  Мы с Наташкой пытались сорвать двери, чтоб вдвоем навешать ему от души. Но не получилось, сил не хватило. Но пар выпустили и плюнули на урода. О чем с ним базарить? Когда Наташка ушла, я стала собирать свои вещи, оставаться с ним больше не могла. И за себя испугалась. Ведь если бы с Наташкой сорвали дверь, мы бы его там могли уложить навсегда, а потом сели бы в тюрьму. Кому это нужно? Вот и решила оставить придурка навсегда, пока до беды не дошло,— призналась баба.

  —   Это хорошо, что не затянула. Но матери Мишкиной и сестре сказала, почему уходишь от него?

   —  Нет! Зачем? Они родные, свои, общий язык сыщут. И все равно во всем обвинят меня. Я не верю, что обе ничего не знали. Но не хотели или не смогли помочь. Я для обоих очередная баба, от какой Мишка устал. Причин сыщется много, чтоб во всем обвинить меня. Самой уже все безразлично,— отвернулась Инка к окну вытирая мокрое лицо. Она уже не думала о Мишке жалела себя, потраченное здоровье, оплеванную надежду и первое, самое светлое чувство.

   —  Ну, почему именно меня вот так наказала жизнь. Наверно потому, что я самая большая дура на земле