Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб

Те же, кто знал, как обстояло дело, говорили, что девиз Немцова — не быть, а казаться. «Немцов в центр так и не зашел, — рассказывал Кобзон. — Но, когда мы с Ириной Муцуовной вышли оттуда, набросился на нас с криками: „Срочно в Кремль!“ Деваться было некуда — мы поехали в Кремль на моей машине. Уже в машине Немцов попросил у меня телефон Абу-Бакара, одного из главарей банды. Свой телефон Абу-Бакар на всякий случай дал мне в присутствии Хакамады. Мне было не жалко — я дал Немцову телефон. Он о чем-то долго-долго говорил с боевиками, кричал: „Я решаю все!“ Все это происходило в присутствии моего водителя. Уже тогда я понял, что его никто не уполномочивал вести с боевиками никакие переговоры. Когда мы приехали в Кремль, мое убеждение укрепилось. Так что все свои переговоры Немцов вел уже после визита в ДК, в моей машине, а не до него, как он утверждает. И то лишь потому, что я дал ему телефон Абу-Бакара… И это было уже после того, как он струсил, но до того, как он рассказал о „закрытом режиме“ в СМИ. Постыдно, и бесчестно, и как-то совсем уж не по-мужски…»[210]

После того как Кобзон, Хакамада и примкнувший к ним Немцов отправились в Кремль, на сцену выступили другие лица.

Профессор Леонид Михайлович Рошаль, председатель Международного комитета помощи детям при катастрофах и войнах и руководитель отделения неотложной хирургии и травмы НИИ педиатрии Научного центра здоровья детей, пришел к захваченному театральному центру сам. За плечами профессора было много локальных конфликтов: война в Персидском заливе и гражданская война в Югославии, войны в Грузии, Нагорном Карабахе, Армении, Азербайджане, война в Чечне и агрессия НАТО против Югославии в 1999 году. Рошаль был врачом, и спасать жизни людей было его работой и хорошо осознаваемым долгом.

После захвата здания мюзикла, рассказывал Рошаль, «я почувствовал необходимость связи между миром и теми, кто оказался там. И подумал: кто, какой профессионал там нужен?…Кто должен быть там? Доктор, конечно. Поэтому я позвонил Юрию Михайловичу Лужкову. И что интересно. Я звоню Иосифу Давыдовичу Кобзону, когда он только вышел от них, а он говорит: „Мы только что с Лужковым о тебе разговаривали“… И получилось — и я, и Иосиф Давыдович сказали об этом Лужкову, считай, одновременно».[211] Правду говорят, что добрые мысли приходят в умные головы одновременно.

Несколько часов назад террористы просили врачей; однако иностранцев, желавших идти в контролируемое бандитами здание, оказалось немного. Немецкие врачи, находившиеся у оцепления, от такого предложения отказались наотрез. Согласился профессор Анвар Эль-Сайд, доцент кафедры хирургии Академии им. Сеченова. Иорданец по национальности, он уже лет двадцать жил в России и имел двойное гражданство. Двадцать лет — более чем достаточный срок, чтобы почувствовать родной чужую когда-то страну. Анвар Эль-Саид мог не идти в театральный центр; все-таки это была не его война. Он пошел.

Вместе русский и иорданский врачи подошли к входу в ДК. «Если честно, — признавался через несколько дней Анвар Эль-Саид, — мне до сих пор страшно думать о том, как мы туда ходили… Вы знаете — это сильнейший стресс. У меня долго еще после похода в ДК все внутри дрожало».[212]

Террористы на сей раз встретили пришедших куда как негостеприимно. Сначала проверили документы: российский паспорт Рошаля, конечно, привлек внимание. Наконец, Рошаля спросили: «Почему вы?» За долгую жизнь профессора такой вопрос ему задавали неоднократно; задавали его и уже после завершения кризиса с заложниками. «Для врача при спасении людей нет различия по их цвету кожи или по цвету политических убеждений, — объяснял впоследствии Леонид Михайлович журналистам. — Поясню примером. В августе девяносто первого я добровольно пошел к Белому дому… Я, в общем-то, особых симпатий и пристрастий ни к той, ни к другой стороне не испытывал. Но там собрались тысячи людей, трагическая, кровавая развязка была весьма вероятна. Я подумал: если все это там начнется, кто будет оказывать помощь? Поэтому я был там. И там же были сотни таких же медиков, как я. По этим же личным мотивам я оказался рядом с залом, где шел „Норд-Ост“».[213] В захваченный театральный центр Рошаля привел долг врача и просто неравнодушного к чужой боли хорошего человека.

Но как было объяснить это чувство террористам? Он рассказал лишь о том, что уже бывал в Чечне и помогал раненым детям.

— А где же инструменты?

Рошаль объяснил, что пока пришел только выяснить, чем можно помочь…

— Идите отсюда, — сказали ему террористы. — Если в следующий раз вы придете без инструментов, мы вас убьем. А по дороге заберите там, на первом этаже валяется одна убитая. Пришла к нам пьяная. Она лазутчица, шпионка, поэтому мы ее убили.[214]

Рошаль и Эль-Саид вынесли из здания тело убитой Ольги Романовой и взяли в какой-то «скорой» хирургический чемоданчик и минут через десять снова вошли внутрь.