Заложники пустоты

– Ничего, – полицейский сбросил подписанный протокол в Сеть и впервые поднял глаза на задержанного. – Вы свободны.

Микмак не удержался от улыбки – столько тоски было в глазах этого образцового стража порядка. У него сорвалась рыбка – позвонили откуда-то сверху и велели отпустить. Работа Старика, у него связи, надо думать, куда обширней, чем Микмак предполагал в Марселе-нуво, а и в Анклаве о связях шефа он был самого высокого мнения.

Городок, в котором оказался Микмак, назывался Амьен. Север Эль-Францы. Больше об этом месте узнать ничего не удалось. Да, прямо скажем, он не сильно и пытался.

Что делать, Микмак не знал. Старик Ромеро наверняка не отлипает от экрана коммуникатора, на котором в режиме реального времени высвечивается вся информация о таком подвижном объекте наблюдения. О Микмаке. Как ни крути, а нужно как-то обнадежить Старика. Чем дольше в него верят, тем дольше он проживет, правила предельно просты.

Микмак достал коммуникатор, волшебным образом оказавшийся в его кармане. Полицейские, принимавшие его в участке, вернули гаджет. Судя по всему, никто не удосужился даже проверить список номеров в памяти. Собственно, именно этим и занимался сейчас Микмак – номер в списке был всего один. Нет нужды сличать цифры, чтобы понять, что это незарегистрированный коммуникатор Ромеро.

Внизу экрана, в правом углу, траурного вида крестик возвещал об обрыве сетевого соединения. В этой глуши до сих пор проблемы с Сетью? Похоже на то.

Микмак снова смотрел на ту фотографию. Размытое пятно на фоне… Нет, он, похоже, никогда не видел этого человека. Или…

Зачем ты обманываешь себя?

Сухой стук осыпающихся камней и крупных кусков штукатурки, почти не слышимый на фоне громко выкрикивающего что-то непонятной скороговоркой раввина. Микмак невольно перевел глаза с бородатого старика, брызжущего слюной, туда, откуда доносился этот звук. Белесая пыльная куча медленно шевелилась и неспешно приобретала очертания человеческой руки. Весьма грациозной, с узкой красивой ладонью женской руки.

Раввин, заметив, что Микмак не смотрит на него, внезапно умолк. И тоже посмотрел на шевелящуюся кучу.

Нет, осыпавшейся штукатурки оказалось не так уж и много. Просто всё тело женщины покрывал столь густой слой каменной пыли и побелки, что заметить её на фоне разгрома, царившего теперь внутри Староновой синагоги, было почти невозможно.

Женщина закашлялась, потом резким движением сбросила с себя камни. И поднялась на ноги. Раввин кивнул ей, возможно, – Микмак не понял – даже улыбнулся, и, повернувшись к Микмаку, продолжил свое непонятное громоподобное бормотание.

Женщина была туристкой. Одной из группы, которую ринулся спасать Микмак с ребятами. Ребят больше не было. Равно как всех остальных туристов – женщина оказалась единственной уцелевшей. Да, совершенно точно, теперь Микмак видел такие же белые, будто поверженные статуи, тела этих остальных с хорошо различимым расплывающимся красным по белому.

Женщина выглядела озабоченной.

Да нет же, она была зла. Очень зла, до чёртиков!

Она наклонилась к раввину и сказала что-то на непонятном языке. Похоже, на том же, на котором бормотал старый еврей. Раввин запнулся, будто подавившись, и, недовольно сжав губы, согласился.

С чем?!

Женщина достала откуда-то из складок одежды коммуникатор, протерла, насколько это было возможно в этом хаосе, экран и, быстро набрав номер, повернула его. Микмак на секунду – до того, как его взгляд прочно припечатался к цифрам на экране, – встретился с ней глазами. Холодные, пронзительные, темные, они смотрели на Микмака, прожигая в нём дыры. Эта женщина знала, чего хочет. И хотела она того, о чем знала, очень сильно.

– Позвони по этому номеру, когда придет время…

Нет, не дурачь себя, она не говорила этого.

Но ведь что-то же она сказала!

Микмак моргнул, и перед глазами снова проявилась маленькая фотография на экране оставленного Стариком коммуникатора, сделанная больше пяти лет назад. И размытое пятно на ней.

Та самая женщина. Туристка из Праги.

Никакая она не туристка. Она же говорила с раввином на его странном языке.

Мало ли в Староновой синагоге бывает туристов-евреев? Многие из них, скорее всего, знают иврит. Или идиш? Или чёрт-те что еще.

Он не помнил того, что сказала эта женщина. Она говорила тихо, не отрывая взгляда от глаз Микмака. Раввин всё это время что-то ворчал, а потом, когда она замолчала, снова заорал во всё горло. Он кричал до тех пор, пока из разбитых и проломленных окон не появились бойцы его, Микмака, подразделения.