Кстати, их не раз приглашали. Однажды она согласилась, рискнула - пошла с англичанином поужинать, очень даже мило посидели, поговорили, а главное, он (бывают же настоящие мужчины) за нее заплатил, хотя она демонстративно сунулась к сумочке (независимая!). Все честь по чести. Нинель с Македоновой ей завидовали: отважная! Может, потому и готовы сейчас отыграться. Будто им кто-то мешал, тоже ведь приглашали. Что строить-то из себя?..
Они осторожные были, Нинель и Македонова, мудрые, как змеи. И все, увы, подтверждало их мудрость, особенно другой случай, с этой дурацкой экскурсией, на которую, знай она наперед, вообще бы не поехала - очень это ей нужно было?
Впрочем, замок, чуть ли ни с восьмого века, такой древний, куда их повезли на автобусе, был и в самом деле красив необыкновенно. Белые, прекрасно сохранившиеся чуть ли не с античности стены, башни, храм... Замечательно! Эдакое чудо, неприступно возвышающееся над голубеющим вдаль бескрайним морем, волнующий запах водорослей... И там же рядышком симпатичный ресторанчик, белоснежные стульчики, длинный стол на всех, - туда народ сразу после экскурсии и двинул решительно, вдоволь налюбовавшись на крепость и море.
И она тоже, поддавшись стадному предательскому чувству. Почему нет, в конце-то концов? Что они, не люди что ли?
Нинель же и Македонова задержались у обрыва - продолжали созерцать окрестные красоты. Художественные натуры! На самом же деле проявили вполне обыкновенную, не раз выручавшую их бдительность. Как выяснилось чуть позже, весьма кстати. Хотя в тот момент Алла, признаться честно, над ними смеялась - про себя, конечно. Уж больно нелепо это выглядело - стояли как две тургеневские девушки, в белых платьях на фоне голубого неба и голубого моря, с ума сойти, как романтично!
Она-то, впрочем, знала, что и Нинель и Македоновой до смерти хочется в ресторацию, где народ весело заказывал вино и устриц, перекидывался шутками и бонмо, вспоминал забавные сцены из общей семинарской жизни. Языки перемешались, но все почему-то друг друга отлично понимали, и только две одинокие романтичные фигурки, белое на голубом, два одиноких парусника, две плывущие по волнам яхты - красиво, ничего не скажешь...
Дуры они дуры! Вот профессор Борис Федорович, руководитель их разлюбезный, тот выкрутился - не поехал. У него деловая встреча - и все тут! Молодец, сразу видно - опытный. Между прочим, мог бы и их предупредить, лопоухих матрен. Но кто самая лопоухая оказалась, так это она, Алла. Хотя в тот момент ей еще было весело и азартно - против Нинель и Македоновой.
Поляк вышел и, махая рукой, звал их, манил, зазывал. Потом еще и венгр, тоже собрат по светлому будущему, не поленился - направился к русским симпатичным девушкам, к художественным натурам, которые выше низменных потребностей. О чем-то они, Алла наблюдала, долго разговаривали. Но и у венгра не вышло, бедный, один вернулся. Стойкие девушки, крепкие орешки...
Знай наших! Что они, устриц не видали? Да на нашем самом Черном море сколько хошь - набери этих, как их, мидий, испеки на костре, чем не устрицы? А пообщаться - пообщаться можно и в холле отеля, и на берегу моря можно красотища-то какая!
Если б знать, что все так обернется, она бы с ними тоже осталась, на берегу, с Нинель и Македоновой. Втроем бы стояли. На беду, оказалось, вошла она в тот уютные ресторанчик, гром его разрази! И съесть-то она ничего толком не съела - только устрицы, бокал белого вина да чашечка кофе с пирожным (крохотное такое), не сидеть же с постной миной рядом с жующими. Зато едва взглянула на представленный ей счет, как внутри все похолодело и обмерло, убили ее - сразу и наповал. Она еще вопросительно взглянула на разливавшегося соловьем поляка, галантного, он ее всячески обхаживал, развлекал, но тот сделал вид, что не понимает, быстро стушевался и, расплатившись только за себя, был таков. Никакого уважения к даме...
В автобусе на обратном пути ей вдруг стало дурно - тошнота подкатывала к горлу (проклятые устрицы! проклятые поляки!), но она, бледнея, мужественно старалась не подать виду, и все чудилось, что подруги - Нинель и Македонова - злорадно на нее поглядывают. И все равно она правильно поступила, с высшей точки зрения: лучше разориться, нежели терпеть такое унижение, как они. Так себя и утешала: лучше! - почти физически ощущая при этом отсутствие потраченных тугриков, ну как если бы у нее ампутировали, к примеру, палец боль, пустота и сосущая тоска!
Нужно пойти и что-нибудь продать, сказала умная Македонова, естественно, имея в виду, что Алла должна пойти и продать. Заботливая. Что продать? - спросила Нинель таким тоном, что даже и пытаться не нужно, ничего не выйдет. Пойти в магазин и вернуть купленное, пусть отдадут деньги, сказала Македонова. Пустая затея, категорически заявила Нинель, они ничего не принимают обратно, у нее уже есть опыт. Делают вид, что не понимают. И тут же добавила: завтра воскресенье, магазины закрыты.