Заложники Солнца (СИ)

— Патроны, небось, кончились. А может, одичали в хлам, и уже даже стрелять поразучились.

Самого Рэда сюрекен, от которого спас Кирилла, чиркнул по спине. Но адапт «царапину» даже бинтовать не позволил, сказав, что так быстрее заживет.

Он разобрал, почистил и снова собрал пистолет — Кирилл исподтишка следил за выверенными, отточенными движениями — и лег на койку плашмя, чтобы не тревожить раненую спину. В сторону соседа подчеркнуто не смотрел.

А у того все никак в голове не укладывалось, что час назад этот парень ничтоже сумняшеся оборвал жизни нескольких людей. И никаких угрызений совести от этого, судя по всему, не испытывал.

Заговорить с Рэдом об убитых — так же, как о собственных ощущениях — Кирилл не решался. Чувствовал, что разговора не получится: адапт его переживаний попросту не поймет. Одному богу ведомо, скольких он уже убил. И скольких еще убьет.

Если бы не вспоровший плечо сюрекен, возможно, Кириллу одного этого озарения хватило бы для того, чтобы не уснуть до вечера. Но плечо болело. А еще он уже не раз ловил себя на том, что пытается прикрыть ладонью горло.

Кирилл не понимал, как нужно относиться к произошедшему. Мысли путались, и очень хотелось спать.

Но настойчиво зудело где-то на краю сознания при каждом взгляде на мрачного Рэда: «А ведь он меня спас. Если бы не он, то…» Додумывать до конца не хватало решимости.

— Ты не замерзнешь так? — попытался, наконец, заговорить Кирилл. — Может быть, одеялом тебя накрыть?

Рэдрик не ответил и даже головы не повернул, хотя еще не спал — лежал с полузакрытыми глазами, опершись подбородком о сжатые кулаки. Он вообще Кириллу за все утро слова не сказал.

Путешественник набрался смелости.

— Прости меня, пожалуйста. Из-за моей глупости мы оба сегодня пострадали. А ты… Ты ведь, получается, жизнь мне спас. Спасибо тебе.

Рэдрик снова промолчал. Только посмотрел долгим светло-желтым взглядом — вроде бы не обвиняющим, не укоряющим, но Кириллу отчего-то под этим взглядом стало совсем нехорошо.

— Извини, — окончательно смешавшись, повторил он.

Рэдрик молчал, а сам Кирилл снова подать голос не решался.

— Я раз тоже выскочил, — донеслось наконец с соседней кровати. — Давно уже, мелкий был. Герман велел в укрытии сидеть, ждать — мы в завалы пошли. Я ждал-ждал — часа, может, три, а то и больше. Потом надоело, да и зассал. Думаю, вдруг его завалило, выбраться не может?.. Зовет на помощь, а я сижу — не слышу?.. Ну, и пошел искать.

— И что? — торопливо поддержал беседу Кирилл.

К чему рассказывается история, он пока не понял, но обнадеживало то, что Рэд вообще заговорил.

— Ну, что… Нашел. Завалило. Я ему выбраться помог, а он меня потом выдрал. Потому что русским языком велел сидеть и ждать, а я не послушался.

— Но ведь если бы не ты, он бы погиб?!

— Почему? Его Инна с ребятами, на другую ночь, искать пошла бы. И его бы нашли, и меня.

— Но ведь это — целые сутки! Ты, получается, время сэкономил!

— Мне, получается, повезло, что самого не завалило, — сердито объяснил Рэд. — Тупо — повезло! Я ж — не Герман, лазить тогда не умел. В завале бы не выжил. И я это прекрасно знал, сто раз предупреждали! Но терпежу не хватило высидеть. За то и выдрали.

— Что значит — выдрали? — Кирилл, в принципе, догадывался, но…

Рэдрик хмыкнул.

— Кабы ты не сомлел, как барышня кисейная — узнал бы, что это значит, не сомневайся! Хоть у вас в Бункере и не принято.

Кирилл не сразу понял. А поняв, обескураженно пробормотал:

— Я… Ты… Ты меня побить хотел?

— Угу. Аж руки чесались. И сейчас чешутся.

Кирилл невольно покосился на могучие кулаки, сложенные под подбородком. Вспомнил, как Любовь Леонидовна, рассердившись на питомцев, рассказывала, что до того, как все случилось, некоторые родители применяли к детям телесные наказания. И что Герман, воспитывая адаптов, этой мерой тоже не брезгует.

Он представил, какая это, должно быть, унизительная процедура. Тебя бьют — а ты не имеешь права ни защищаться, ни сопротивляться. Как раб в Древнем Египте. Или при крепостном праве…

Даже зажмурился на секунду. А потом решительно сказал:

— Ну, бей.

Рэдрик заинтересованно приподнялся на локте. Недоверчиво оскалил зубы:

— Че, прямо сейчас?

— Сейчас тебе лежать надо, ты ведь ранен… Но можно и сейчас, — торопливо добавил Кирилл, увидев в глазах адапта мгновенную усмешку и поняв, что его слова приняты за трусость.

Рэдрик медленно сел. Не поморщился, хотя Кирилл заметил, что порез на спине, из-за движения, открылся и снова набухает кровью. Долго изучающе смотрел — но теперь, приняв решение, Кирилл уже не смущался и взгляд не отводил. Наконец, уточнил:

— Ты это — серьезно?

Кирилл удивился — казалось бы, куда уж серьезнее. Все-таки чувство юмора у него и у адаптов сильно различалось.

— Конечно. Ты ведь пострадал из-за меня. И ты спас мне жизнь. Если ты считаешь, что так будет справедливо, я согласен.

В глазах у Рэда мелькнуло… ну, отдаленно, конечно… но все же это впервые было что-то, похожее на уважение. Спросил он, однако, тем же пренебрежительным тоном:

— Ты же боли боишься? Сам сказал, что ни разу пальцем не трогали?

— До тебя — никто и никогда.