Заложница

Ганг резко разворачивается к Замбези и видит ее перекошенное от ужаса лицо, такое же, как и у других угонщиков. Они этого не знали. Это в их планы не входило. У меня противно сосет под ложечкой. Мужчина в кресле у окна встает, держа в руке телефон:

– Они подняли истребители! Об этом весь «Твиттер» кричит.

– Это австралийские ВВС! – восклицает кто-то из дальнего конца салона. – Они спешат к нам на помощь!

Всех охватывает радость – дерзкая и вселяющая надежды. Мы с Франческой переглядываемся. Лицо у нее бледное и напряженное. Сосание под ложечкой усиливается. После ухода Миссури люди опускают руки и разминают затекшие мышцы.

– Что сделают истребители? – спрашивает Дерек. Наше волнение не ускользает от его острого взгляда.

– Они могут вынудить нас повернуть на Брисбен, – отвечает Франческа. – Или же станут сопровождать нас на минимальной дистанции до аэропорта Сиднея, пока мы не сядем.

Роуэн подается вперед, плотно замыкая сектор в четверть круга и не оставляя места для Элис.

– А если Миссури попытается подлететь к оперному театру, как угрожает?

– Нам не дадут туда долететь.

Франческа умолкает. Потом понижает голос, так что слышим ее только мы четверо, зная, что нужно обеспечить спокойствие в салоне, а ее следующую фразу пассажирам лучше вообще не слышать.

– Нас собьют.

Глава тридцать девятая 4:00. Адам

У Майны очень красивый голос. Она говорит с узорчатыми и богатыми модуляциями, как это часто делают языковеды, чьи слова звучат бархатисто от уверенности в каждой произнесенной фразе. Майна считает английский своим родным языком, хотя так же хорошо владеет французским – языком, на котором ее родители общались дома. Она заявляет, что не говорит по-арабски, хотя и понимает его, но порой все же вставляет в речь одно-два слова, которые просто не переводятся на английский.

– Да всё переводится, – возражал я. Это было до Софии. Еще до свадьбы.

– Ишк, – моментально парировала она.

– Что это означает?

– Любовь, только…

– Вот видишь, все-таки переводится!

– Значение гораздо шире. Ишк – это твоя самая сильная страсть, твоя вторая половинка. Слово «плющ» имеет тот же корень: ишк – это такая сильная любовь, что вы сплетаетесь друг с другом, – улыбнулась она. – Вот у нас с тобой ишк.

Ишк, думаю я, слыша голос Майны с автоответчика. Теперь он у нее неуверенный, не низкий и бархатный, а тонкий и перепуганный. От слез слова сливаются в плохо разбираемое, торопливое и полное ужаса тарахтение.

– Скажи ей, что она храбрая, красивая и умная, я восторгаюсь ею каждый день и час.

Ее слова звучат на фоне резкого голоса Мэрайи Кэри: «На Рождество я хочу лишь…»

– И… тебя тоже люблю.

Тугой узел в груди затягивается еще крепче. У меня никогда никого не было, кроме Майны. Подружки – да, до встречи с ней, но после я настолько прочно забыл о них, что с трудом вспомнил бы их имена. Я ждал, вот и все. Ждал Майну.

София лежит на полу, положив голову мне на колени; мой взгляд прикован к едва пульсирующей жилке у нее на шее. Негромкие хрипы сопровождают каждый ее неглубокий вдох, лицо распухло почти до неузнаваемости. Мне так хочется прижать дочь к себе, провести пальцами по лицу, обнять щеки ладонями.

– С ней все нормально?

Даже через угольный желоб я слышу в голосе Бекки панику. Мне хочется ответить: «Нет, не нормально». Заставить ее поверить, что она убила мою дочь, хочется, чтобы Бекка испытала хотя бы сотую долю того, что испытывал я при виде анафилактического шока у Софии. Вместо меня ответом Бекке служит молчание, я смотрю на закрытые глаза Софии и ощущаю тяжесть ее тела у себя на коленях. Кожа у меня на запястьях содрана от попыток освободиться, на пальцах застыли пот и кровь пополам с пылью.

– Я думала, ты проверишь. – Голос Бекки отдается эхом от металлических стенок желоба. – Ты обычно всегда проверяешь!

Почти двумя метрами ниже я наблюдаю, как начинает действовать адреналин, и возношу безмолвную молитву, когда организм Софии исторгает из себя яд так же быстро, как он его получил. Свет от лампочки над входной дверью просачивается через желоб, образуя расплывчатое пятно на полу около моих вытянутых ног.

– Да тут почти что тьма кромешная стояла! – крикнул я. – Нам страшно хотелось есть. И в этом нет ничего обычного!

Мой голос бумерангом возвращается ко мне. София внезапно глубоко вздыхает и всхлипывает, отчего у меня сердце кровью обливается. Я мог потерять ее. Я все еще могу потерять ее.

– Я обязательно устрою так, чтобы ты узнала, как это – сидеть под замко́м.

Мое лицо приподнято к лучику света, и я словно кричу богам. Богам, карающим всех подряд, включая ребенка, не совершившего ничего, чтобы заслужить их гнев.

– И нажму на все рычаги, чтобы ты получила максимально суровый приговор.

– Планета гибнет из-за таких людей, как Майна.

– Ты ненормальная! Майна не имеет никакого отношения к изменениям…

– Она имеет к ним самое прямое отношение! Если бы все пилоты и бортпроводники перестали работать…

– То на их места пришли бы другие!