Теперь мы медленно идем от здания Центрального уголовного суда, толкая друг друга на узеньком тротуаре, после чего забираем телефоны в турагентстве, выступающем в роли своеобразной «камеры хранения» при суде. София болтает с Франческой, показывая на плакаты в витрине.
– Афины. Это в Греции. Рим в Италии. Барбадос… в Африке?
– На Карибских островах.
София хмурится.
– Способная у вас дочь, – замечает Роуэн.
– Уже меня за пояс затыкает, – улыбаюсь я. – Майна вам не рассказывала, что София месяц назад написала письмо нашему парламентарию? И все сама. Получила ответ.
– Невероятно. Бьюсь об заклад, что она пойдет в политику, как вы считаете?
Взгляд у Роуэна открытый, но, тем не менее, я внутренне напрягаюсь.
– Нет, я не игрок, – отвечаю я.
Не знаю, говорила ли Майна остальным о моей игровой зависимости. Да и знать не желаю. Я по-прежнему хожу на консультации, и кроме маленького срыва, когда мы узнали размер ущерба от пожара, за три года я ни разу не играл. Шансы нас троих остаться в живых были почти нулевыми, и больше испытывать судьбу я не собираюсь.
Мы расстаемся на углу. Франческа спешит на электричку, у Дерека встреча с редактором. София прекращает серьезный разговор с Роуэном и вытаскивает из рюкзачка бумажный пакет:
– Это вам.
Роуэн заглядывает внутрь:
– Печенье? Вот спасибо.
– Она все выходные у плиты простояла, – объясняет Майна. – Если честно, то я скоро растолстею так, что в дверь пролезать не смогу.
Я собираюсь сказать Майне, что выглядит она просто фантастически, когда Роуэн возражает на ее шутку.
– Вы просто красавица, – произносит он, и я натянуто улыбаюсь. Что-нибудь сказанное сейчас прозвучит как запоздалое дополнение.
– Ну, пока, – говорю я Роуэну.
Майна недоуменно вздергивает брови, однако Роуэн жмет мне руку и не выказывает обиды от моего внезапного прощания. Интересно, куда он сейчас отправится, с кем поделится судебным вердиктом? Несмотря на его тесную дружбу с Майной и, соответственно, с Софией, я не узнал о нем больше того, что знал три года назад. Не могу точно сказать, кто из нас сохранял дистанцию, Роуэн или я. Мы с ним держались настороженно по отношению друг к другу, словно соперники, а не приятели.
Снова рукопожатия и похлопывания по спине, и Роуэн легонько обнимает Майну. Когда он ее отпускает, его рука задерживается у нее на талии, и я с трудом подавляю желание по-хозяйски взять ее за плечи. Все было бы проще и легче, будь Роуэн человеком необаятельным. Самонадеянным, узколобым или раздражающе заискивающим. Но ничего такого у него в характере нет. Мне и без психолога ясно, что моя настороженность – порождение чувства собственной неполноценности, а не действий Роуэна. Он находился в самой гуще событий, а я – нет. Когда я лежал в подвале, прикованный наручниками к трубе, вверив свою судьбу пятилетней дочери, он вместе с моей женой буквально брал штурмом кабину пилотов. Сразу после всего я поддерживал Майну по видеосвязи, Роуэн же позвал ее на ужин в сиднейской гостинице и держал за руку, когда она рыдала по дороге домой.
Майна честно и откровенно рассказала мне о времени, проведенном с Роуэном.
– Не знаю, что бы я без него делала. И без Дерека и Франчески, – сказала она, но дополнение сделала ради меня, и мы оба это понимали.
– Хорошо, что они были рядом с тобой.
– Удачного возвращения на работу, – теперь говорит Франческа Майне, целуя ее в щеку.
После угона самолета Диндар проявил великодушие по отношению к Майне. Ей дали полугодовой оплачиваемый отпуск, что позволило проводить дни с Софией. Потом перевели на административную работу подальше от аэропорта. Это идеально соответствовало по времени с встречей дочери из школы – никто из нас не был готов к тому, чтобы снова пользоваться услугами сиделки, – но я знал, что Майна скучает по небу.
– По-моему, я захочу вернуться, – однажды произнесла она. – После суда.
– Возвращайся.
Майна улыбнулась и добавила, что я чем-то напоминаю ей отца.
– Конечно, немного страшновато. – Ее все так же мучили кошмары, где присутствовали Миссури и остальные угонщики. – Но нельзя же дать страху одержать верх!
– Как насчет рыбы с жареной картошкой, когда вернемся домой? – предлагаю я, едва Роуэн сворачивает за угол, и мы остаемся втроем.
София расцветает:
– Ура! Если только рыба…
– Выловлена по экологическим нормам. Знаю-знаю.
Моя дочь умна не по годам, а последние три года сделали ее еще умнее. Мы в какой-то мере даже боремся с этим – побуждаем ее играть, совершать глупости и быть ребенком, – однако я горжусь нашей смышленой, увлекающейся и отзывчивой девочкой.
Я вызываю такси и вспоминаю тот день, когда мы шли домой из школы и София отказывалась брать меня за руку. Ей хотелось к Бекке, а не ко мне. Вспоминаю, как мне было обидно и как далеко вперед мы продвинулись с тех пор. Насколько ближе мы с Софией теперь. Злейшему врагу я не пожелаю того, что испытал, но, как говорится, нет худа без добра.
– Я люблю тебя, – говорю я. Подъезжает такси, я открываю дверцу, сначала садятся девчонки, а потом я.
– Я тебя тоже. – Майна сжимает мою руку.
Сидящая между нами дочь вздыхает со счастливым видом: