Заложница

Она лежала на игровом развивающем коврике, над головой у нее полукругом висели коровы, овцы и прочая домашняя живность. Моя дочь, подумала я, гадая, смогу ли когда-нибудь произнести эти слова, не чувствуя себя обманщицей и мошенницей.

– Она такая милая, правда, Адам? Привет, София, разве ты не милашка?

Я заставляла Адама хотя бы что-нибудь сказать, забеспокоившись, что соцработник примет его молчание за недостаток привязанности и отсутствие серьезных намерений. Но когда посмотрела на нее, она улыбалась и глядела на Адама, у которого в глазах стояли слезы.

– Она просто чудо, – произнес он.

От Лахлана исходит сладковатый запах новорожденных младенцев, он тепленький и сонный. Женщина, сидящая через проход от Талботов, бросает на него сердитый взгляд. Или этот взгляд адресован мне? Ее длинные седые волосы стянуты в хвост. Если у нее есть дети, то они давно выросли, а она уже забыла, что значит путешествовать с младенцем.

Волнение распирает мне горло, будто теннисный мяч, и всякий раз я сглатываю с трудом. Кто-то из летящих этим рейсом наблюдает за мной. Кто-то написал письмо и точно знает, что я сейчас ощущаю. И почему.

Я прохожу мимо Элис Даванти, с огромной скоростью печатающей на миниатюрной клавиатуре, и мимо леди Барроу, которая прикрыла глаза и барабанит пальцами в такт звучащей у нее в наушниках музыке. Пристально вглядываюсь в лица всех пассажиров, паранойя охватывает меня настолько, что кончики пальцев пощипывает, а мурашки расползаются по спине и по рукам.

Кто ты?

Джейми Кроуфорд с женой по-прежнему сидят в баре. К ним присоединились еще несколько пассажиров, включая Джейсона Поука. Он пьет шампанское и развлекает слушателей киношными байками.

– Полное отсутствие чувства юмора, да к тому же постоянно на оператора пялился!

Все громко хохочут, Лахлан пугается, вертит головкой и вскрикивает.

– Этот малыш явно не ваш фанат, Джейсон!

А может, все это подстроено? Очередная шутка Поука? Я поднимаю голову и выискиваю на потолке скрытые камеры. Лахлан следит за моим взглядом и широко раскрывает глаза при виде мигающих звездочек. Сколько раз за свою короткую жизнь он видел ночное небо? У меня перехватывает горло, страх накатывает, словно приливная волна. Никто, даже Джейсон Поук, не отпускает шуточек о терроризме. Не на борту самолета. Несколько десятков лет назад кто-то, может, и шутил подобным образом, но только не теперь, после многих ужасных трагедий.

Раздается очередной взрыв хохота. Журналист Дерек Треспасс стоит с блокнотом в руке. Возможно, он зашел в бар поработать или в поисках темы для репортажа. Увлеченность его никак не проявляется, пока он старается втиснуть свои истории в промежутки между байками Поука.

– Вице-премьер оказался таким же, вообще никакого чувства юмора. Помню, брал я у него интервью в 2014 году…

Напротив них трое пассажиров подошли, чтобы выпить кофе. Они выбирают на стойке пирожные, Хассан раскладывает десертные тарелки и аккуратно сложенные салфетки. Когда я несу Лахлана по салону бизнес-класса, до меня долетают обрывки их разговоров:

– Мы столько лет хотели отправиться в Сидней, но длительное путешествие как-то не очень привлекало. Как только я узнал, что можно полететь беспосадочным рейсом, сразу заказал билеты, так ведь, дорогая?

– Тут огромная разница, нет? Не забывай, что мы сильно за них переплатили.

– Первый беспосадочный перелет – это же огромное преимущество и привилегия. Завтра мы появимся во всех газетах!

Внезапно в мельчайших подробностях я представляю наш самолет в новостях. Падающий вниз и взрывающийся, окутанный пламенем. Медленно ползущий внизу экрана заголовок: «Никто из пассажиров рейса № 79 “Уорлд эйрлайнс” не остался в живых».

Я вообще не должна здесь находиться.

В канун Рождества мы с Адамом всегда брали на работе недельный отпуск. Последние пробежки по магазинам за подарками, неспешные прогулки по рождественским ярмаркам. Горячие пирожки со сладкой начинкой, пара-тройка бокалов бодрящего глинтвейна. Это наша традиция. Наше совместное времяпрепровождение.

– Мы еще можем это повторить. – Адам произнес эти слова как бы между прочим, но в его глазах я прочитала желание, чтобы я ответила «да». Было лето, и разговор этот возник от необходимости Адама съехать. – Возможно, это именно то, что нам нужно. Какое-то время побыть вместе.

– Я подумаю.

На следующий день выпустили списки экипажа рейса «Лондон – Сидней».

– Извини, – сказала я Адаму, когда мы завершили обмен с Райаном. – Меня поставили на сиднейский рейс. Меня не будет дома целую предрождественскую неделю.

Одна крохотная ложь. И вот теперь я здесь.

Я не должна быть тут. На этом рейсе. Вообще на любом рейсе.

Когда я иду по салону в обратную сторону, несколько пассажиров смотрят на меня. Потому что я держу на руках младенца? Они хотят еще выпить?

Или потому, что кто-то из них написал письмо?