Залы Штормового Предела

Тамлин навострил уши. Это была песня «Там Лин», старинная, как горы, и его тезка. Он безучастно следил за словами, которые часто слышал, но никогда не обдумывал. Там Лин, красивый рыцарь, упал с лошади во время несчастного случая на охоте. Пойманный королевой фей, он стал ее рабом и был вынужден служить в ее Полуночном Дворе, который являлся этому миру только при полной луне. Его готовили к жертвоприношению окровавленному Богу. Пока в священный зал не вошла Дева Линделл, более отважная, чем большинство, чтобы встретиться с плененным Там Лином. Он сказал ей, что его единственная надежда на свободу — это если она поймает его падающим с лошади. И вот они все устроили: Линделл прошла безумное испытание в адскую ночь, чтобы поймать своего новообретенного возлюбленного. И вот Там Лин был освобожден, молодая пара объединилась, и песня закончилась.

— Что ж, дурные предзнаменования. А что, если бы она не поймала его? Удача и хорошие времена не могут длиться вечно... — Пробормотав что-то себе под нос, Тамлин вздрогнул. Пропущенная сквозь алкогольный туман, зловещая песня гудела в его мозгу, как панихида. Волшебные проклятия, молодой лорд, пойманный в ловушку несчастьем и судьбой, призрачная не-жизнь и приговор к жертве — и сам Тамлин, молодой лорд, изгнанный из дома. Была ли его единственная надежда в том, чтобы спасти невинную девушку? Никто в Селгонте не был невинным…

— Милорд Ускеврен?

Подпрыгнув на месте от звуков собственного имени, Тамлин, оторвал нос от кувшина и увидел девушку, худую и бледную, как эльф. Под поношенной накидкой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась одеялом, на ней был только батистовый халат, украшенный спереди рисунком, и потрепанные башмаки на ногах. Под мышкой у нее торчала пачка пергаментов, перевязанных выцветшей лентой. Ее большие глаза покраснели от холода или слез.

— Э-э, да, я Лорд Ускеврен, или буду им когда-нибудь, если мой отец когда-нибудь умрет, а я, возможно, не умру, если только он действительно не выполнит свою угрозу, в чем я сомневаюсь или надеюсь... Э-э, на чем я остановился?

— Милорд. — Девушка облизнула потрескавшиеся губы и начала свою речь. — Интересно, сэр, не хотите ли вы написать свой портрет? Меня зовут Симбелин…

— Симбелин! — Подорвался Тамлин. — Как та девушка из песни! Еще одно предзнаменование! О, нет, подожди. Ее звали Линделл…

— С-сэр? — Девушка не слышала слов песни, поэтому она продолжала — я одна из лучших художниц в городе. Я могу показать вам образцы. Самые мудрые дворяне соглашаются, что они прекрасны. У каждого лорда и леди должен быть написан свой портрет, и раз уж вы такой смелый и красивый…

— Нет, нет, нет. Спасибо, нет. — Тамлин глотнул стаута, чтобы успокоить нервы. — Мне не нужен портрет. Никто не хочет, чтобы мое лицо висело на стене, хотя мой отец хотел бы, чтобы мое тело висело на фонарном столбе. Я не могу поверить, что он выбросил меня как мусор...

Он замолчал, потому что девушка заплакала. Она пыталась подавить свое горе, но слезы текли по ее бледным щекам. Дрожа и всхлипывая, она не могла остановиться. Тамлин смущенно на нее посмотрел. Даже Вокс, который обычно наблюдал за происходящим везде вокруг, уставился на нее.

К столику торопливо подошел бармен с дубинкой, болтающейся на ремешке у него на запястье. Он схватил девушку за руку с тубусом. —Ну-ка, отребье, не приставай к посетителям! Простите, милорд, я сейчас ее вышвырну…

— Нет! Тамлин покачал головой в тщетной попытке прояснить ее. — Слишком много людей было выброшено на холод! Мы... побеседуем. Посади ее там. Садись, девушка.

Симбелин села, медленно, как будто она вот-вот сломается. В животе у нее заурчало. Тамлин прищурился. — И что же это было?

С отвращением нахмурившись, Вокс сбросил со стола бутыль Тамлина, так что та выплеснулась на пол.

Щелкнув пальцами, он показал бармену, чтобы тот принес еду, достаточную, чтобы накрыть стол. Вскоре официантка поставила на стол поднос с пирожками из оленины, маринованными яйцами, утиными грудками, арбузными ломтиками, черным и белым хлебом, свежим маслом, зеленым и белым сыром, инжиром, изюмом и холодной свиной лопаткой. Грубый Вокс подал сигнал костлявой девушке, и та вгрызлась в еду.

— О, Она очень голодна. Тамлин посмотрел на ее тонкую, поношенную одежду. — и бедна.

Грубая рука Вокса ударила Тамлина по затылку, хотя тот едва ли это почувствовал. Жестикулируя, мастер меча согнул пальцы над бровями и нахмурился, затем провел рукой по лицу и изобразил, как кто-то рисует.

— Мой отец. Его лицо. Крашеное. — Тамлин изо всех сил старался думать. — Нет, ему бы это не понравилось. Мама красит лицо, но женщины любят… уклонение от очередного удара прочистило Тамлину мозги. — О да, я понимаю! Девочка, как тебя зовут? Симбелин? Позволь мне взглянуть на твои образцы, если ты будешь так любезна.