Залы Штормового Предела

Скипетр, державший Чейни за руку, с явным неодобрением оглядел его импровизированный наряд. Один из его сослуживцев нетерпеливо подтолкнул стража, и он смягчился.

Чейни продолжал пялиться на Тала, даже после того как Скипетры ушли. Тал улыбнулся ему в ответ. — Это ты, Тал? — Спросил Чейни, с сомнением глядя на обросшего в пути густой кудрявой бородой Тала.

— Да, вроде как, я.

— Они до тебя не добрались! — невнятно произнес Чейни. Он осторожно потянулся, чтобы коснуться грубой имитации плаща Тала, затем схватился за него, чтобы сохранить равновесие. — Они просто украли твою одежду.

Чейни казался крошечным рядом со своим большим другом. Там, где Тал был широкоплеч, Чейни был худощав и узок. Его умные глаза сверкали даже сквозь туман эля, а тонкий нос и острый подбородок придавали ему вид вечного озорника. Его лукавую внешность смягчали гладкие щеки, сохранявшие иллюзию молодости, что делало его моложе, хотя на самом деле в свои двадцать он был на год старше.

— Сколько у тебя сейчас денег? — спросил Тал.

Чейни нащупал свой кошелек, прежде чем Тал забрал его у него. Заглянув внутрь, он нахмурился на содержимое, прежде чем бросить все это крестьянину.

— Если вы останетесь на ночь в «Обозрении», — сказал он, — я пришлю вам еще немного.

— Это все мои деньги! — пожаловался Чейни, все еще протягивая руки, несмотря на то, что крестьянин уже поймал его кошель. Кустистые брови фермера удивленно поползли вверх, когда он понял, что кошелек оказался увесистым.

— Этого более чем достаточно для того, что я сделал, — сказал он.

— Все равно, — сказал Тал. Он намеревался наградить доброго попутчика таким количеством денег, какого тот не видел уже десять лет, но даже это не уменьшило бы ежемесячного жалованья Тала.

— Я не скажу «нет», — уступил фермер, дружески кивнув. Он щелкнул вожжами и продолжил свой путь по мосту.

Тал взял Чейни за плечи и развернул к воротам. — Давай приведем тебя в порядок.

* * * * *

Чейни нужно было выспаться, чтобы окончательно протрезветь, поэтому Тал передал его на попечение хмурой экономки в квартире Чейни. Вскоре после этого Тал стоял перед своим собственным городским домом.

Это было узкое строение из равных частей серого камня и коричневых виноградных лоз, которые весной придавали зданию ярко-зеленый оттенок. Он стоял среди пяти таких же зданий, каждое из которых было отделено от соседних узким переулком.

Тал поднялся по короткой лестнице и весело постучал в дверь. Ему не терпелось увидеть выражение лица Экарта, когда щепетильный камердинер увидит на Тале пару старых одеял и пояс из бечевки.

Через несколько мгновений Тал снова постучал в дверь, но безрезультатно. — Конечно, - подумал Тал, — Экарт должен вернуться в башни Штормового Предела. Он проскользнул в боковую аллею, где лестница спускалась к боковому входу. Там Тал спрятал ключ за расшатанным камнем, несмотря на протесты Экарта насчет грабителей. Он был рад видеть, что он все еще там.

Когда он повернулся, чтобы открыть боковую дверь, то услышал внезапное шипение. Он поднял глаза и увидел толстого рыжего полосатого соседа, сидящего на карнизе наверху. Это была одна из дюжины кошек, обитавших на этой улице, и Тал часто видел ее возле крыльца, куда Экарт по утрам ставил объедки или блюдце с молоком.

— Ну вот, котик, — сказал Тал. Он протянул руку, чтобы дать маленькому зверьку понюхать себя, но кот яростно фыркнул и исчез.

Тал понюхал себя и нахмурился от кислого запаха. — Не могу винить тебя, — пробормотал он. — Мне действительно нужна ванна.

Войдя внутрь, Тал с удивлением обнаружил, что винный погреб освещен двумя яркими лампами. Еще более тревожным был вид пустых винных полок и штабеля ящиков. Один был все еще открыт и переполнен упаковочной соломой.

— Только не говорите мне, что они продали дом, — устало пробормотал Тал. Он знал, что пропал без вести уже давно, но его семья, конечно же, еще не потеряла надежду. Он достал из открытого ящика бутылку собственного вина Тамалона, драгоценного грушевого вина, которое отец подарил ему на день рождения в начале года.

— Я должен предупредить вас, — раздался с лестницы чопорный и дрожащий голос, — что я вооружен и не испытываю никаких угрызений совести, стреляя в грабителя.

Тал убрал улыбку, прежде чем повернуться и заговорить тоном своего отца. — Убери эту игрушку и скажи мне, где, черт возьми, ты взял остатки моего вина!

— Мастер Талбот! — пискнул Экарт, опуская свой ручной арбалет так быстро, что он выстрелил в лестницу. Взглянув вниз, он побледнел, увидев болт, аккуратно подрагивающий у него между ног. Поднял глаза на Тала, он побледнел еще больше. — Но... Но мы думали, что Вы…

— Все еще жду ответа про вино! — прикрикнул Тал. Он изо всех сил старался сохранить серьезное выражение лица. Он редко использовал голос отца, чтобы смутить Экарта, но это всегда срабатывало. Чейни настаивал, что это потому, что Экарт получал именно такие упреки каждый раз, когда он сообщал о Тамалоне Ускеврене, беспутном сыне.