[Zamaleev A.F.] Lekcii po istorii russkoi filosofi(BookFi.org)

Трубецкому претило идущее от старых веховцев, вроде Бердяева и Франка, изображение "октябрьского переворота" как "прорыва природной стихийности" русского народа. У него вызывали самый решительный протест рассуждения о новой разинщине и пугачевщине. Он вообще не особенно тяготел к историческим аналогиям. Революция 1917 г. представлялась ему результатом "саморазложения императорской России", падения всемирного европеизма. Она знаменовала собой начало евразийского возрождения России.

Евразийство Трубецкого сводило в единый узел все многосложные проблемы российской политической истории, давало им свое объяснение, свой расклад. Это была широкая историософская панорама, равная по своему значению классическому славянофильству.

б) В числе других деятелей евразийства, отличавшихся наибольшей творческой активностью, выделялись географ и экономист П.Н. Савицкий (1895-1968), искусствовед П.П. Сувчинский (1892-1985) и Л.П. Карсавин (1882-1952). Во многом благодаря их усилиям появились основные программные документы движения: "Евразийство: Опыт систематического изложения" (1926), "Евразийство: формулировка" (1927), "Евразийство: Декларация, формулировка, тезисы" (1932) и др. В них на первом плане стояли проблемы государства, будущего устройства России.

Победа большевиков не вызвала большого расстройства у евразийцев, поскольку они были убеждены, что коммунистическая идеология не привьется к России и встретит отпор со стороны самих масс. Порукой тому служили ее атеизм и классовая направленность². Поэтому необходимо было лишь переждать время. И тогда придет черед для создания "новых форм государственности и для нормального развития самой России-Евразии". "Надрывно обличать революцию бесполезно", - заявляли евразийцы. "Опыт зла", который выпал на долю России, не должен заслонять главное, а именно, что "революция, изолировав большевистский континент и выведя Россию из всех международных

158

отношений, как-то приближает, помимо воли ее руководителей, русскую государственность (пока что скрытую под маской коммунистической власти), к отысканию своего самостоятельного историко-эмпирического задания и заставляет вдохновляться им" [П.П. Сувчинский]. Это "изолированное положение", по их мнению, позволит России рано или поздно вернуться в наследственное лоно евразийства.

Возрожденная Россия-Евразия представлялась им "надклассовым государством". Евразийцы отвергали "обвинения и самообвинения русских в негосударственности"; данная славянофильская формула, на их взгляд, противоречит фактам - всей прежней истории России и устойчивости ее государственного организма. Даже большевистская революция, вопреки своей идеологии разрушения государственности, привела к построению Советского государства. Однако тормозом на ее пути стало классовое начало, которое нашло свое выражение в диктатуре пролетариата. Отсюда, конечно, не следует, что надо вообще отказаться от господства и подчинения. Без этого не может обходиться ни одно государство. В господстве и подчинении воплощается "порядок", а он должен быть "властным и принудительным". Но порядок устанавливается не в интересах отдельных классов или социальных групп. Он сам по себе должен обладать "самостоятельной мощью", т.е. быть "суверенным". "Такой властный порядок и есть государство, освобожденное от своей исторически-классовой и несовершенной природы и возведенное до своей истинной идеи".

Евразийцы категорически отмежевывались от отождествления государственной идеи с какой-либо государственной формой, будь то аристократия или демократия. Их надклассовое государство не зависело от поддержки того или иного общественного класса, а всецело держалось благодаря деятельности особой социальной группы - "правящего слоя", стоящего "вне классов". Принадлежность к этой группе определялась не какой-либо из отдельных частных функций, характеризующих деятельность других социальных групп евразийского государства, а исключительно "исповеданием евразийской идеи", подчинением ей, "подданством". Отбор властной элиты в евразийском государстве производился по идеократическому принципу, и потому само государство называлось "идеократией".

Сущность евразийского государства обусловливалась осуществлением "положительной миссии" - как в сфере экономических отношений, так и в сфере духовного творчества, культуры. "Проводя план положительного строительства, - говорилось в "Формулировке", - евразийское государство накладывает на всех своих членов ряд необходимых обязанностей, несоблюдение которых предполагает принудительную санкцию. Евразийцы признают необходимость властного проведения в жизнь основных государственных целей и заданий и применения силы там, где исчерпаны все другие средства". Так ли это на самом деле, или нет, решало само государство, а не общество; гражданам дозволялось лишь "перевоспитываться" и по возможности принимать участие в политической жизни.

159