[Zamaleev A.F.] Lekcii po istorii russkoi filosofi(BookFi.org)

"Сознание долга" еще не сближало их с "ведущим отбором", но при определенных условиях делало материалом для "комплектации". Ни с чем не сравнимое положение "ведущего отбора" объяснялось тем, что он объявлялся "преимущественным выразителем и субъектом культуры", ибо в евразийской "иерархии сфер культуры" - государственной, духовной и материальной, первое место принадлежало государственной культуре. Государство выступало как "форма личного бытия и личное качествование культуры" [Л.П. Карсавин]. Бердяев не без основания называл это "утопическим этатизмом" евразийцев.

Евразийцы сближались с теориями большевиков - они так же, как большевики, верили в примат власти над правом, насилия над равенством. Многие из них и не скрывали своих симпатий к большевистской партии, надеясь на ее евразийское перерождение.

в) Своих ярых адептов евразийство имело и в СССР. Самый крупный среди них - Л.Н, Гумилев (1908-1992), историк и географ, профессор Ленинградского университета. Многие годы он провел в сталинских лагерях, тем не менее до конца жизни оставался самобытным диссидентствующим мыслителем. Основной труд ученого - "Этногенез и биосфера Земли" (1989). К нему примыкает ряд других исследований, прежде всего: "Древняя Русь и Великая степь" (1989) и "География этноса в исторический период" (1990). Все они, по признанию самого автора, написаны под углом зрения евразийского принципа полицентризма, т.е. рассмотрения истории человечества не как единого целого "с единственным центром в Европе, а как многозначную целостность, вид, разбитый на разные ландшафты".

В концепции Гумилева ключевую роль играют два понятия: "этноса" и "пассионарности". Этнос - это вообще всякая совокупность людей, "коллектив": народ, народность, нация, племя, родовой союз и т.д. "Все такие коллективы более или менее разнятся между собой по языку, иногда по обычаю, иногда по происхождению, но всегда по исторической судьбе". У всякого этноса есть начало и конец; он рождается, мужает, стареет и умирает. Вместе с тем ни один этнос, ни один народ "не живет одиноко". Между ними существуют многообразные этнические контакты, которые обусловливаются наличием соответствующей "комплиментарности". У русских такая комплиментарность легко установилась с "монголоидами", но была страшно затруднена с европейцами, в особенности католиками. "Наши предки великорусы, - писал Гумилев, - в XV-XVI-XVII веках смешались легко и довольно быстро с татарами Волги, Дона, Оби и с бурятами, которые восприняли русскую культуру. Сами великорусы легко растворялись среди якутов, объякутивались и постоянно по-товарищески контактировали с казахами и калмыками. Женились, безболезненно уживались с монголами в Центральной Азии, равно как и монголы и тюрки в XIV-XVI веках легко сливались с русскими в Центральной России". Поэтому историю Московской Руси нельзя рассматривать вне контекста русско-татарских этнических контактов, истории евразийского континента.

Гумилев принимал основные историко-методологические выводы

160

евразийцев. Однако у них он не находил ответа на главный для себя вопрос: что является причиной положительной или отрицательной комплиментарности между этносами? Дело, на его взгляд, заключалось в том, что этносы, как природные образования, подвержены воздействию неких "энергетических импульсов", исходящих из космоса и вызывающих "эффект пассионарности", т.е. высшей активности, сверхнапряженности. В таких случаях этносы претерпевают "генетические мутации", приводящие к зарождению "пассионариев" - людей особого темперамента и дарований. Они и становятся создателями новых суперэтносов, новых государств. Линия прохождения этого "пассионарного толчка" образует "зону этнических контактов", крайне благоприятную для "интенсивной метисации".

Что касается восточных славян, то они, согласно теории Гумилева, подвергались пассионарному толчку дважды: первый раз примерно в VIII-IX вв., второй - в XIII в. Вследствие этого "история Древней Руси и России - результат двух разных взрывов пассионарности, двух разных пассионарных толчков". Киев оставался Киевом, Москва - Москвой; между ними не было ни этнической общности, ни исторического наследования. Сын двух поэтов - Анны Ахматовой и Николая Гумилева, - он не мог обойтись без космо-поэтической фантазии, чтобы еще более расцветить, придать яркости и без того фантастической историософии евразийства.

161