Читаем [Zamaleev A.F.] Lekcii po istorii russkoi filosofi(BookFi.org) полностью

в) Радикально-демократическое направление. У истоков русского радикализма стоял А.Н. Радищев (1749-1802), благородный и искренний мыслитель, создатель замечательной оды "Вольность" и "зловредной" (по характеристике Екатерины II) книги "Путешествие из Петербурга в Москву" (1790). Сопоставляя. Радищева со Щербатовым, Герцен писал: "Князь Щербатов и А. Радищев представляют собой два крайних воззрения на Россию времен Екатерины. Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противоположные стороны". Радищев сам сознавал свою роль революционного первопроходца, и "любопыствующему узнать о нем" оставил мужественное стихотворное послание.

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? -


Я тот же, что и был и буду весь мой век:


Не скот, не дерево, не раб, но человек!


Дорогу проложить, где не бывало следу,


Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах,


Чувствительным сердцам и истине я в страх


В острог Илимский еду.

Радищев попал в илимскую ссылку за издание "Путешествия". Хотя издание было тайным, полиция по приказу Екатерины II быстро открыла имя писателя. Императрица штудировала книгу с пером в руках. "Тут царям достается крупно"; "сочинитель не любит царей и, где может к ним убавить любовь и почтение, тут жадно прицепляется с редкой смелостию"; "царям грозится плахою"; "помещиков сочинитель казнит"; "надежду полагает на бунт от мужиков" - писала она, отчеркивая в книге "места сильнейшие". Ее испугала ярая враждебность автора к монархам, и она сама определила ему меру наказания:

68

смертная казнь, которая затем была заменена на десятилетнюю ссылку. В Сибири Радищев пробыл около шести лет, и после смерти Екатерины получил разрешение вернуться назад и жить в своей деревне. При Александре I ему было дозволено поселиться в столице и даже участвовать в работе правительственной комиссии по составлению Свода законов. Но не умея примириться с существующей действительностью, чуждый ей до самых корней, он в один из моментов трагического отчаяния покончил жизнь самоубийством.

Впервые свою антимонархическую программу Радищев сформулировал в примечаниях к переведенной им книге Г. Мабли "Размышления о греческой истории или о причинах благоденствия и несчастия греков". Одно из них, самое важное, гласило:

"Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естесству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общия воли, не имеет другого права наказывать преступников опричь права собственной сохранности. Если мы живем под властию законов, то сие не для того, что мы оное делать долженствуем неотменно; но для того, что мы находим в оном выгоды. Если мы уделяем закону часть наших прав и нашея природныя власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то мы освобождаемся от нашея обязанности. Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества".

Двадцатипятилетний Радищев открыто заявлял о приоритете прав народа над правами монархов. Его позиция определялась просветительской философией общественного договора, однако он переносил акцент на различение закона и власти. Общество не передает никакому лицу всю полноту власти, оно лишь отчасти ограничивает свою свободу, чтобы дать место закону. В законе претворяется общая воля народа, которой "послушна" всякая другая власть.

Свою творю, творя всех волю:


Вот что есть в обществе закон.


Радищев уподоблял закон божеству, стражами коего являлись истина и правосудие. Перед ним равны все - и низшие и высшие; он единственный царь на земле.

Возводит строгие зеницы,


Льет радость, трепет вкруг себя;


Равно на все взирает лицы,



Не ненавидя, ни любя.


Он лести чужд, лицеприятства,


Породы, знатности, богатства,


Гнушаясь жертвенныя тли,


Родства не знает, ни приязни,


Равно́ делит и мзду и казни;


Он образ Божий на земли.


69

Посягать на закон, уклоняться от его установлений не допустимо ни для подданных, ни для монархов: в первом случае это преступление, во втором - тирания. Власть, возвышающаяся над законом, плодит неравенство прав и "ласкательство"; государи начинают жаждать божественных почестей, входят в союз с церковью, духовенством. Так "суеверие священное и политическое" смыкаются друг с другом для достижения общей цели.

Власть царска веру охраняет,


Власть царску вера утверждает;


Союзно общество гнетут;


Одно сковать рассудок тщится,


Другое волю стерть стремится;


На пользу общую, - рекут.


Но тиранство не бесконечно, оно само готовит себе погибель, и погибель страшную - в крови и мщении. Невежественные рабы, загрубевшие в своих чувствованиях, при первом же порыве свободы устремляются к разрушению. "И се пагуба зверства разливается быстротечно". Тогда не щадят они ни пола, ни возраста. "Веселие мщения" им дороже, чем само "сотрясение уз", т.е. избавление от рабства.

В крови мучителя венчанна


Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология