Творчество есть объективация способности творения: все объекты порождаются субъектами. В религиозном плане объективация тождественна акту грехопадения - отчуждения человека от Бога, сопровождающегося отчуждением от природы и подпадением субъекта в зависимость от мира объектов. "Если мир, - писал Бердяев, - находится в падшем состоянии, то это не результат способов познания (как это думал Шестов). Вина лежит в глубинах мирового бытия. Это лучше всего уподобить процессу разложения, разделения и отчуждения, которые претерпевает ноуменальный мир. Было бы ошибкой думать, что объективация происходит только в познавательной сфере. Она происходит прежде всего в бытии самом. Она порождается субъектом не только как познающим, но как бытийствующим... В результате нам кажется реальным то, что на самом деле вторично, объективировано, и мы сомневаемся в реальности первичного, необъективируемого и нерационализированного". Осознание первичности духа как творческой реальности составляет задачу философии.
Бердяев называл человека "экзистенциальным центром" мира, наделенным "страшной и последней" свободой. "Свобода личности есть долг, исполнение призвания". Однако свобода не выводима из бытия - не только природного, но и божественного; свобода существует до бытия, она "вкоренена в ничто, в небытие". Человек, по учению Бердяева, есть "дитя Божие и дитя мэона - несотворенной свободы". "Мэоническая свобода согласилась на акт творения, небытие свободно стало бытием". Поэтому Бог-творец всесилен над бытием, но не обладает никакой властью над небытием, над несотворенной свободой. Эта бездна первичной свободы, изначально предшествующей Богу, является источником зла. Бердяев не мог, подобно Соловьеву, возложить ответственность за зло в мире на Бога. Но он в равной мере не принимал христианскую схему, укоренявшую зло в самом человеке. Предпочитал абсолютизировать свободу, отделить ее от Бога и человека, чтобы тем
133
самым онтологизировать зло, погрузить его в добытийственный хаос. Это открывало путь к гармонизации бытия, которая осуществлялась с помощью творчества. Но поскольку творчество также проистекает из свободы, то противоборство зла и творчества составляет сущность новой религиозной эпохи - эпохи "третьего откровения".
б)
Бердяев воспринимал историю как чистое творчество, свободное волеизъявление ума. Он созидал историософию России, не утруждая себя ни логикой, ни доказательствами. В основе его концепции - недостоверный факт, а интуитивный тезис о саморазорванности, противоречивости русской души. Русский народ, по Бердяеву, представляет собой "совмещение противоположностей" - как заимствованных, привнесенных извне, так и местных, порожденных непосредственно стихией национальной жизни. На одном полюсе - изначальное язычество, дионисийность, на другом - аскетически-монашеское православие, церковь. Их постоянная борьба в течение веков способствовала развитию особого "творческого религиозного сознания", составляющего сущность "русской идеи". Это религиозное сознание охватывает все направления отечественного любомудрия - масонов и декабристов, славянофилов и западников, анархистов и даже русских марксистов. Все они выражали идеалы, соответствующие "характеру и призванию русского народа", его самобытной религиозности.
"Русская идея" предстает как "целостное, тоталитарное миросозерцание", "принципиально свободное в путях познания". В этой тоталитарности (всеобщности) проявляется ее религиозный характер, более того - она вообще оказывается новой формой религиозной философии. "Для религиозного философа, - писал Бердяев, - откровение есть духовный опыт и духовный факт, а не авторитет, его метод
134