5-го ноября 1796 года Екатерину поразилъ апоплексическій ударъ. Въ 8 1
/2 часовъ вечера того же дня прибылъ изъ Гатчины въ Зимній дворецъ великій князь Павелъ Петровичъ. Здѣсь онъ нашелъ собравшимися уже членовъ синода, сенаторовъ и высшихъ государственныхъ сановниковъ. Безбородко, какъ первый секретарь Екатерины, ожидалъ наслѣдника престола въ кабинетѣ императрицы, прочіе сановники — въ другихъ комнатахъ. Узнавъ отъ медиковъ, что всѣ пособія будутъ напрасны, Павелъ отправился въ кабинетъ государыни и тамъ съ Безбородкою «дѣятельно занимался сженіемъ бумагъ и документовъ, что возбуждало въ придворныхъ страхъ и всѣ говорили о томъ, что новый государь занятъ съ графомъ Безбородкою разборомъ и уничтоженіемъ бумагъ». Князь Зубовъ находился въ это время въ кабинетѣ императрицы только какъ случайное лицо и настолько былъ пораженъ неминуемою кончиною государыни, что растерялся совершенно. Пользуясь случаемъ. Безбородко старался посвятить Павла Петровича въ дѣла его матери, которыми онъ такъ долго завѣдывалъ, и, разумѣется, для новаго императора такой человѣкъ былъ какъ нельзя болѣе пригодною находкою; ловкому же Безбородкѣ легко было поддѣлаться съ перваго же дня къ императору, объясняя ему дѣла въ томъ смыслѣ, который долженъ былъ придтись по душѣ государю. Взаимныя отношенія матери и сына на столько были извѣстны при дворѣ, что не трудно было угодить Павлу Петровичу тѣми или другими отзывами на счетъ оканчивавшагося царствованія. Отзывы съ непохвальнымъ оттѣнкомъ были даже со стороны Безбородки вполнѣ искренни по отношенію къ послѣднимъ годамъ царствованія Екатерины, такъ какъ онъ еще и прежде, въ своей частной, дружеской, перепискѣ отзывался крайне неблагопріятно о существовавшихъ въ ту пору государственныхъ и придворныхъ порядкахъ.Въ добавокъ къ этому, по сохранившимся свѣдѣніямъ, встрѣтилось еще особое обстоятельство, которое Безбородко не замедлилъ употребить какъ въ пользу наслѣдника умиравшей государыни, такъ равно и въ свою собственную.
Дѣло въ томъ, что Екатерина была вовсе нерасположена къ своему сыну и нѣкоторые изъ приближенныхъ къ ней лицъ были посвящены въ тайну предположеннаго ею устраненія его отъ престола и о предоставленіи короны любимому внуку императрицы Александру Павловичу. Когда же, въ противность такого предположенія, вступилъ на престолъ Павелъ, то при дворѣ составилось убѣжденіе, что виновникомъ такой перемѣны былъ никто иной, какъ только Безбородко.
Энгельгардтъ въ этихъ «Запискахъ» пишетъ: «Говорятъ, что императрица сдѣлала духовную, чтобъ наслѣдникъ былъ отчужденъ отъ престола, а по ней принялъ бы скипетръ внукъ ея Александръ и что она хранилась у князя Безбородко. По пріѣздѣ государя въ С.-Петербургъ, онъ отдалъ ему оную лично. Правда ли то, неизвѣстно. Многіе, бывшіе тогда при дворѣ, меня въ томъ увѣряли». То же самое подтверждаетъ и Державинъ въ объясненіяхъ къ своимъ сочиненіямъ. «Сколько извѣстію — говоритъ онъ — было завѣщаніе, сдѣланное императрицею Екатериною, чтобъ послѣ нее царствовать внуку ея Александру Павловичу".
Въ первоначальной редакціи одного стихотворенія Державинъ высказываетъ это обстоятельство въ слѣдующихъ словахъ, будто бы произносимыхъ Екатериною:
Кромѣ того Державинъ разсказывалъ, что Безбородко, отпросясь въ отпускъ въ Москву, откланявшись императрицѣ, вышелъ изъ ея кабинета и вызвалъ его, Державина, за темную перегородку, бывшую въ секретарской комнатѣ, и на ухо сказалъ ему, что императрица приказала отдать ему, Державину, нѣкоторыя бумаги, касающіяся великаго князя, и что онъ пришлетъ за нимъ послѣ обѣда и передастъ ему эти бумаги. Неизвѣстно, однако, почему Безбородко не прислалъ за Державинымъ и уѣхалъ въ Москву. Съ тѣхъ поръ Державинъ ни отъ кого ничего не слыхалъ объ этихъ секретныхъ бумагахъ. Догадывались нѣкоторые царедворцы, что онѣ тѣ самыя были, за открытіе которыхъ, по вступленіи на престолъ императора Павла, осыпанъ былъ отъ него Безбородко благодѣяніями и пожалованъ княземъ. «Впрочемъ — добавляетъ Державинъ — съ достовѣрностію о семъ говорить здѣсь не можно; и другіе, имѣющіе основанія, о томъ всю правду откроютъ свѣту".