Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Въ 1810 году довольно извѣстный въ ту пору писатель Броневскій путешествовалъ по Австріи, а въ 1828 году онъ издалъ свое «Путешествіе отъ Тріеста до Петербурга». Въ книгѣ этой Броиевскій, между прочимъ, разсказывалъ, что онъ нашелъ дворецъ въ Офенѣ (Будѣ) совершенно пустымъ, такъ какъ послѣ смерти Александры Павловны палатинъ никогда въ немъ даже и не останавливался. Во дворцѣ мебель и всѣ вещи сохранялись въ томъ видѣ, въ какомъ онѣ были при покойной эрцгерцогинѣ. Такъ, между прочимъ, на открытомъ фортепіано лежала тетрадь русскихъ арій; въ тетради этой палатинъ замѣтилъ своею рукою пѣсню: «Ахъ, скучно мнѣ на чужой сторонѣ», которую супруга его пѣла въ послѣдній разъ въ своей жизни.

Весьма понятно, что молодость и красота покойной палатины располагали къ ней всѣхъ. Съ этими качествами соединялись въ ней доступность, кротость я привѣтливость. «Политическіе мечтатели — говоритъ Броиевскій — не замедлили распространить пустые слухи, основанные на чрезмѣрной любви и преданности къ ней народа, особенно славянъ греческаго исповѣданія, которымъ чрезъ покровительство ея доставлены многія преимущества, касающіяся до свободнаго послѣдованія обрядамъ своей церкви. Сіи пустые слухи огорчали великую княгиню; она однакожъ своимъ откровеннымъ поведеніемъ умѣла разсѣять несправедливыя подозрѣнія осторожнаго двора, но не могла охладить очарованной ею націи. Любовь народа, при послѣднихъ дняхъ ея жизни дошла до фанатизма».

Касательно же причинъ ея смерти онъ говоритъ только: «Разные люди разныя причины полагали смерти ея высочества, но я не дерзаю утверждать дѣла тѣ неизвѣстнаго».

Злокозненность внутренней политики австрійскаго правительства, его подозрительность и дѣятельность состоявшей въ распоряженіи его тайной полиціи, вызвали молву, что кончина великой княгини была неестественна. Симборскій не возводитъ такого обвиненія на вѣнскій дворъ, но изъ записки его не трудно заключить, что подозрительность вѣнскаго двора и нерасположеніе императрицы Терезы къ молоденькой ея невѣсткѣ не остались безъ гибельныхъ вліяній на нѣжную натуру этой послѣдней. Симборскій упоминаетъ о томъ, что при вскрытіи тѣла покойной ея легкое найдено было попортившимся, о чемъ однако врачи не упомянули въ своемъ донесеніи, а между тѣмъ это было признакомъ начинавшейся чахотки.

По разсказу Броневскаго, недостаточное движеніе великой княгини до разрѣшенія отъ бремени, тяжелые ролы и твердая пища, какъ полагали офенскіе медики, были главнѣйшею причиною ея кончины. По другіе — говоритъ Броневскій — увѣряютъ, что она умерла въ девятый день отъ родовъ по обыкновеннымъ причинамъ и сіе гораздо вѣроятнѣе. Къ несчастью имѣли неосторожность объявлять любопытному народу каждый день по два раза, что «королева находится внѣ всякой опасности», какъ вдругъ ея не стало и когда въ Пештѣ раздался погребальный звонъ церковныхъ колоколовъ, то никто не хотѣлъ вѣрить, что онъ раздается по случаю кончины Александры Павловны. Обстоятельство это вызвало подозрѣніе, и по словамъ Броневскаго, въ ту пору, когда нъ былъ въ Пештѣ, не истребилось ложное мнѣніе о причинѣ ея смерти. Когда вѣсть объ этомъ распространилась, то тѣ изъ народа, которые были допущены къ ея гробу, не хотѣли вѣрить, что она скончалась, но думали, что она покоится крѣпкимъ сномъ. «Опустимъ завѣсу на. сіе печальное происшествіе — говоритъ въ заключеніе Броневскій — не будемъ вѣрить несправедливымъ толкамъ легковѣрныхъ людей и не будемъ обвинять народъ добрый, но всегда легкомысленный».

Послѣ кончины Александры Павловны эрцгерцогъ вступилъ въ бракъ еще два раза: въ первый съ принцессою ангальтской, а во второй съ принцессою виртембергской. Впослѣдствіи онъ былъ австрійскимъ генералъ-фельдцейхмейстеромъ и умеръ 1-го января 1847 года. Въ Романовской галлереѣ находится его портретъ: онъ изображенъ на конѣ, на одной картинѣ съ великими князьями Александромъ и Константиномъ Павловичами.

АРХИМАНДРИТЪ ФОТIЙ, НАСТОЯТЕЛЬ НОВГОРОДСКАГО ЮРЬЕВА МОНАСТЫРЯ 1792–1838