Нельзя не замѣтить въ сообщеніяхъ Симборскаго нѣкоторыхъ противорѣчій. Онъ, горько сѣтуя на то, что великую княгиню намѣревались похоронить въ склепѣ капуцинской церкви и заявляя, что это отклонено было только по его настоянію, далѣе разсказываетъ, что оберъ-гофмейстеръ, для отвращенія непріятностей, могущихъ послѣдовать отъ императора Павла, послалъ къ палатину на другой день послѣ смерти великой княгини проектъ, дабы въ недавно купленной деревнѣ, разстояніемъ отъ Офена въ 2-хъ нѣмецкихъ миляхъ, построить по греко-россійскому обряду церковь, въ которую бы изъ города перенести гробъ усопшей. Въ то же время оберъ-гофмейстеръ поручилъ Симборскому осмотрѣть мѣстоположеніе и сообщить объ этомъ свое мнѣніе. Отецъ Андрей нашелъ, что это мѣсто не соотвѣтствуетъ своей цѣли, такъ какъ оно лежало между винными погребами и что приличнѣе было бы построить церковь надъ гробомъ великой княгини въ собственномъ ея саду. Муравьевъ-Апостолъ поддержалъ требованіе Симборскаго.
Объ участіи во всѣхъ этихъ дѣлахъ «нѣжнаго» супруга Симборскій что-то не упоминаетъ. Онъ говоритъ только, что передъ отъѣздомъ въ Россію, палатинъ просилъ Симборскаго не освящать церкви до своего возвращенія. Возвратившись же изъ Петербурга, эрцгерцогъ началъ уклоняться отъ присутствованія при освященіи храма, такъ какъ ему старались внушить, что бытность его при такой церемоніи въ схизматической церкви нарушитъ духовные и гражданскіе законы австрійской монархіи, какъ страны католической. Потомъ, однако, эрцгерцогъ согласился, и церковь была освящена 30-го августа 1801 года. Погребеніе же великой княгини происходило безъ особенной пышности.
По случаю преждевременной кончины Александры Павловны Державинъ написалъ стихотвореніе, подъ заглавіемъ: «Эродій надъ гробомъ праведницы». Въ стихотвореніи этомъ кромѣ сожалѣнія о смерти великой княгини, встрѣчаются еще намеки политическаго свойства. Такъ Державинъ писалъ:
Безъ всякаго сомнѣнія въ строкахъ этихъ дѣлался намекъ на императрицу Терезу, и далѣе:
Въ объясненіяхъ же Державина къ этому сочиненію, между прочимъ, сказано: «Говорили тогда, что церковь нарочно была построена небольшая, чтобъ венгерцы (православные) не стекались въ нее въ значительномъ числѣ и не утверждались въ своей вѣрѣ». Замѣчаніе это совершенно согласно съ тѣмъ, что сообщаетъ Симборской о постройкѣ православной церкви надъ прахомъ великой княгини. Въ другомъ мѣстѣ Державинъ разсказываетъ: «Носилась молва, что общая привязанность венгерцевъ къ эрцгерцогинѣ возбудила опасеніе, чтобъ, по участію Россіи къ супругѣ палатина, Венгрія не отдѣлилась и не сдѣлалась особымъ королевствомъ, и что огорченія, претерпѣваемыя эрцгерцогинею въ семъ отношеніи, разстроили ея здоровье и наконецъ прекратили и жизнь ея».
Для подозрѣнія венгерцевъ австрійское правительство имѣло нѣкоторое основаніе, такъ какъ въ 1795 году въ Венгріи былъ открытъ заговоръ съ цѣлью отторженія этой страны отъ монархіи Габсбурговъ. Вожди заговора епископъ Іосифъ-Игнатій Мартинбвичъ, Сиграй, Гантноци, Лацковичъ и Семпаріарій, какъ главные виновники, погибли на эшафотѣ. Они замышляли отдѣлиться отъ Австріи и образовать изъ Венгріи особое королевство, призвавъ на древній престолъ Арпадовъ эрцгерцога Александра-Леопольда. Когда заговоръ былъ открытъ, эрцгерцогъ-палатинъ, предшественникъ Стефана, уѣхалъ изъ Пешта въ Вѣну и, 12-го іюля 1795 года, погибъ въ Люксельбургѣ отъ неосторожности при спускѣ фейерверка, устройствомъ котораго онъ, при своей страсти къ пиротехникѣ, такъ дѣятельно занимался. На его мѣсто палатиномъ венгерскимъ былъ назначенъ младшій братъ его эрцгерцогъ Стефанъ-Іосифъ, будущій супругъ Александры Павловны, и ничего нѣтъ мудренаго, что вѣнскій дворъ вообще и въ особенности послѣ брака палатина съ русскою великою княжною, не перешедшей въ католичество, могъ подозрѣвать, что какъ венгерцы, такъ въ особенности обитатели Венгріи — сербы — послѣдователи восточной церкви, могутъ повторить неудавшійся однажды замыселъ, клонившійся къ тому, чтобъ образовать изъ Венгріи самостоятельное государство.