Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Во всемъ этомъ наставленіи Фотія нѣтъ ничего такого, чтобы обнаруживало въ юрьевскомъ архимандритѣ духъ прозорливости, да и все оно заключается только въ предложеніи такихъ мѣръ, при которыхъ вопросъ о способѣ ихъ практическаго осуществленія все-таки остается на первомъ планѣ. Одно только можно сказать въ похвалу Фотія по поводу этого наставленія, что здѣсь не слышится заносчивый фанатизмъ, а скорѣе проглядываетъ вѣротерпимость.

Самому Фотію не удавалось, однако, обращеніе изъ раскола на путь истинный. Такъ, однажды, Аракчеевъ прислалъ къ нему въ Юрьевъ монастырь, для духовной выправки, впавшаго въ ересь и совращавшаго въ нее другихъ донскаго есаула Котельникова. Но еретикъ-есаулъ былъ себѣ на умѣ: онъ началъ, повидимому, поддаваться увѣщаніямъ Фотія и смиренно попросилъ у него 5,000 рублей. Фотію сумма эта показалась слишкомъ велика, а раскаявшійся въ своихъ заблужденіяхъ Котельниковъ удовольствовался 1,000 рублями. Получивъ эти деньги, онъ немедленно уѣхалъ къ себѣ на родину и, позабывъ тамъ увѣщанія Фотія, началъ снова проповѣдывать ересь. Привезли есаула опять въ Юрьевъ монастырь и снова хотѣли поручить исправленіе его Фотію, но Фотій, понявъ въ чемъ дѣло, отказался отъ этого предложенія. Тогда за обращеніе есаула взялся одинъ монахъ, но дѣло кончилось тѣмъ, что его самаго Котельниковъ обратилъ въ свою ересь.

IV

Наступило царствованіе императора Николая Павловича, предвѣщавшее порядки отличные отъ тѣхъ, которые были при его предшественникѣ. Аракчеевъ потерялъ всю свою силу, а въ лицѣ его Фотій лишился главнаго своего покровителя. Тѣмъ не менѣе, однако, на первыхъ порахъ и новый

государь оказалъ Фотію свое расположеніе, чѣмъ, конечно, Фотій былъ болѣе всего, а быть можетъ даже и исключительно, обязанъ графу Алексѣю Ѳедоровичу Орлову, пользовавшемуся особенною милостію государя. Черезъ него императоръ Николай Павловичъ объявилъ, 6-го февраля 1826 года, благодарность Фотію за поданныя имъ бумаги и разрѣшилъ ему писать прямо въ собственныя руки государя о всемъ, что нужно и угодно. Затѣмъ, 18-го мая того же года, опять чрезъ графа Орлова, императоръ подтвердилъ данное Фотію разрѣшеніе пріѣзжать въ Петербургъ во всякое время. Можно было, однако, предвидѣть, что прежнее значеніе, пріобрѣтенное Фотіемъ у императора Александра Павловича, не возстановится. Воцарившійся теперь государь не былъ податливъ на увѣщанія какихъ бы-то ни было проповѣдниковъ и былъ совершенно чуждъ того религіознаго мистицизма, которому такъ сочувствовалъ императоръ Александръ Павловичъ, не мало содѣйствовавшій своимъ примѣромъ тому настроенію, въ какомъ находилось при немъ и высшее и среднее русское общество. Императоръ Николай Павловичъ пошелъ прямо своимъ собственнымъ путемъ и, не стѣсненный никакими отношеніями ни къ католическимъ, ни къ протестантскимъ обществамъ, могъ совершенно свободно наложить на нихъ свою руку, безъ постороннихъ въ этомъ случаѣ побужденій и безъ всякой поддержки со стороны архіереевъ, архимандритовъ и всего освященнаго собора. При извѣстномъ прямодушіи императора Николая Павловича, такія загадочныя личности, какъ Фотій, не могли уже имѣть никакого вліянія. Дѣйствительно, Фотій былъ скоро забытъ и въ продолженіе первыхъ тринадцати лѣтъ новаго царствованія не былъ удостоенъ со стороны государя никакимъ знакомъ вниманія. Только однажды императоръ Николай Павловичъ, прибывшій неожиданно, 24-го мая 1835 года, въ Юрьевъ монастырь и осмотрѣвъ его, по прибытіи своемъ въ Петербургъ, объявить чрезъ митрополита Серафима, что онъ нашелъ въ монастырѣ «отмѣнное устройство и чистоту». Но это было заявленіе такого рода, которое дѣлалось государемъ и относительно всякаго начальника какой-либо команды или учрежденія, о какихъ же либо особыхъ подвижническихъ заслугахъ Фотія не было и помину.

Фотій, оставленный, какъ мы сказали, до конца жизни на мѣстѣ архимандрита въ Юрьевомъ монастырѣ, при щедрыхъ даяніяхъ графини Орловой, продолжалъ устроивать и украшать эту обитель, но недуги его развивались все сильнѣе и сильнѣе. Болѣзненный съ молодыхъ лѣтъ, Фотій, въ добавокъ къ этому, сильно изнурилъ себя богоугодными, по его мнѣнію, подвигами. Въ одномъ изъ писемъ своихъ къ Орловой, относящемся къ 1821 году, онъ писалъ: «со дня облеченія моего въ образъ ангельскій, я хитонъ носилъ власяный и удручалъ себя тяжестію, изъ крестовъ многихъ составленною. Сатана позавидовалъ кресту моему, подъ нимъ же я путь мой имѣю, скорбь велію мнѣ сотворилъ. Устроилъ супостатъ ковы мнѣ отъ ношенія на мнѣ всегдашней тяжести, удручающей тѣло мое, изгноилъ плоть мою до костей моихъ на всей груди; на сихъ дняхъ изрѣзана ради изувѣченія грудь моя по средѣ и всѣ кости почти на ней обнажены: вся грудь моя на себѣ имѣетъ яко одну рану, внѣ и внутрь вся грудь моя есть едина рана. Правый сосецъ внутрь отъ огня изгнилъ. Стою еще на ногахъ иногда, но слабъ какъ тѣнь».