Изъ Петербурга, проѣхавъ тайкомъ черезъ Митаву, Каліостро явился въ Варшавѣ, а отсюда черезъ Германію направился въ Страсбургъ. Здѣсь онъ съумѣлъ пріобрѣсти себѣ расположеніе со стороны католическаго духовенства и дѣла его пошли великолѣпно; жилъ онъ роскошно и здѣсь же познакомился съ кардиналомъ Луи Роганомъ, тогдашнимъ страсбургскимъ епископомъ, сдѣлавшимся впослѣдствіи столь извѣстнымъ по такъ называемой «исторіи съ ожерельемъ». Проживъ довольно долго въ Страсбургѣ, Каліостро побывалъ потомъ въ Ліонѣ и Бордо и, наконецъ, очутился въ Парижѣ, гдѣ слава Каліостро, какъ алхимика, врача и прорицателя, возрастала все болѣе и болѣе. Лоренца то же, и при томъ съ большимъ успѣхомъ, начала подражать занятіямъ своего мужа, открыла магическіе сеансы для дамъ, а Каліостро публично объявилъ объ учрежденіи имъ въ Парижѣ ложи египетскаго массонства. Число мастеровъ ложи ограничивалось тринадцатью, а поступленіе въ это званіе было трудновато, такъ какъ, кромѣ полной вѣры въ главу ложи, отъ поступающихъ въ нее требовалось: имѣть видное положеніе въ обществѣ, пользоваться безукоризненною репутаціею, получать по крайней мѣрѣ 50,000 ливровъ годоваго дохода и не быть стѣсненнымъ никакими семейными и общественными отношеніями. Все это сдѣлало ложу египетскаго массонства чрезвычайно привлекательною для людей богатыхъ и знатныхъ и доставило Каліостро самую сильную поддержку въ парижскомъ обществѣ.
Среди такихъ успѣховъ Каліостро, развиралась упомянутая и слиткомъ хорошо извѣстная исторія съ ожерельемъ. Каліостро и жена его были замѣшаны въ эту исторію, но судъ оправдалъ ихъ, что и подало поводъ къ шумнымъ манифестаціямъ, быть можетъ, не столько изъ расположенія къ самому Каліостро, сколько изъ ненависти ко двору, для котораго эта скандальная исторія была жестокимъ ударомъ. Тѣмъ не менѣе Каліостро сталъ подумывать объ отъѣздѣ изъ Франціи и черезъ Булонь уѣхалъ въ Англію. Здѣсь, въ 1787 году, онъ напечаталъ свое знаменитое посланіе къ французскому народу, враждебное королевской власти, предсказывая въ немъ довольно ясно грядущую революцію и предстоящее разрушеніе ненавистной ему Бастиліи. Но въ Лондонѣ счастіе ненадолго повезло Каліостро. Бойкій журналистъ Морандъ, съ которымъ онъ вступилъ въ полемику, разоблачилъ всю его прошлую жизнь. Тогда прежнее обаяніе его исчезло, а вмѣстѣ съ тѣмъ явились кредиторы, и Каліостро стало такъ плохо въ Лондонѣ, что онъ счелъ нужнымъ убѣжать въ Голландію; отсюда онъ перебрался сначала въ Германію, а потомъ въ Швейцарію. Ему, однако, помнилась его нѣкогда блестящая жизнь въ Парижѣ, но попытка вернуться во Францію ему не удалась. Онъ поѣхалъ въ Римъ и, по убѣжденію Лоренцы, жилъ тамъ нѣкоторое время спокойно; но, мало по малу, онъ вошелъ въ сношенія съ римскими массонами и успѣлъ даже учредить въ папской столицѣ ложу египетскаго массонства. Одинъ изъ его адептовъ донесъ на него, за нимъ стали слѣдить внимательно и вскорѣ открыли его переписку съ якобинцами, почему онъ, въ сентябрѣ 1789 года, былъ заключенъ въ крѣпость св. Ангела. Рим-екая инквизиція собрала самыя подробныя свѣдѣнія объ его жизни, и Каліостро, 21-го марта 1791 года, былъ, подъ настоящимъ своимъ именемъ Джузеппе Бальзамо, приговоренъ къ смертной казни, какъ еретикъ, ересеначальникъ, магъ-обманщикъ и франъ-массонъ. Но папа Пій VI замѣнилъ смертную казнь вѣчнымъ заточеніемъ въ крѣпости св. Ангела, гдѣ Каліостро и умеръ спустя два года послѣ произнесенія надъ нимъ этого приговора.
МАРІЯ-ТЕРЕЗА УГРЮМОВА
Изъ писемъ императрицы Екатерины II къ послу ея въ Варшавѣ, графу Стакельбергу, видно, что императрицу озабочивало нѣкоторое время дѣло Угрюмовой. Такъ, 27-го іюня 1796 года, она писала къ Стакельбергу, что «коронный гетманъ графъ Браницкій, намѣренъ будучи требовать, чтобы имя его было исключено изъ ненавистнаго дѣла извѣстной Угрюмовой, просилъ нашего въ пользу его старанія». Поэтому императрица поручала «исполненію и настоянію» графа Стакельберга, чтобы графъ Браницкій «въ прошеніи его получилъ надлежащее удовлетвореніе». Спустя слишкомъ годъ, 17-го іюля 1786 года, императрица сообщила графу Стакельбергу, что «римскій императоръ сдѣлалъ русскому двору увѣреніе о стараніи своемъ, дабы со стороны князя Чарторижскаго всякой подвигъ и безпокойство по ненавистному дѣлу Угрюмовой были отложены. Мы — продолжала въ письмѣ своемъ Екатерина — поручаемъ вамъ употребить равныя попеченія, дабы и прочіе, кои считали бы себя замѣшанными, остались въ покоѣ». 28-го августа того же года императрица, въ письмѣ своемъ къ графу Стакельбергу, упоминала снова о «ненавистномъ» дѣлѣ Угрюмовой и о необходимости сношеній съ вѣнскимъ министерствомъ для того, чтобы князь Чарторижскій не возбуждалъ опять этого процесса.