Замѣчательныя судебныя дѣла

Доброхотовъ. Къ выслушанному мировымъ съѣздомъ отзыву моему я дополню немного: я постараюсь только развить тѣ положенія, которыя мною изложены въ аппеляціонномъ отзывѣ. Я увѣренъ, гг. судьи, что вы, вмѣстѣ со мною, признаете необходимымъ критическій разборъ данныхъ, на которыхъ основывается рѣшеніе, — критическій разборъ не произвольный, не основанный на личныхъ соображеніяхъ, а имѣющій своимъ критеріумомъ указанія, выработанныя практикою и наукою. Посмотримъ же, выдержатъ ли такую критику данныя, на которыхъ судья основалъ свой обвинительный приговоръ относительно Каулина. Первымъ основаніемъ этого приговора служитъ оговоръ Константиновой. Но я уже въ отзывѣ объяснилъ, что этотъ оговоръ не можетъ имѣть силы. Далѣе я о немъ скажу еще нѣсколько словъ. Другое обстоятельство, служащее основаніемъ приговора, — это встрѣча Николая Давыдова съ Каулинымъ въ Московскомъ трактирѣ. Но это обстоятельство имѣло бы силу улики, еслибы Каулинъ былъ найденъ въ трактирѣ дѣйствительно по указанію Константиновой. На самомъ дѣлѣ этого не было. Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоитъ обратиться къ акту полиціи. Въ актѣ не сказано, чтобы Константинова дѣлала указанія, гдѣ въ то время находился Каулинъ. Еслибы это указаніе было сдѣлано, то оно не ускользнуло бы отъ вниманіе лица, составлявшаго актъ, ибо въ актѣ мы встрѣчаемъ, напримѣръ, два раза указаніе на то, что Константинова сказала свой адресъ, между тѣмъ о томъ, гдѣ находится Каулинъ, вовсе не упоминается. Нельзя предположить, чтобы составлявшій актъ могъ обратить большее вниманіе на обстоятельство маловажное, а обстоятельство важное вовсе упустилъ изъ виду. Указанное мною обстоятельство подрываетъ силу этого показанія, такъ какъ въ прошеніи положительно сказано; «Но прежде еще постановленія, г. Пуговкинъ посылалъ въ Московскій трактиръ для приглашенія къ себѣ въ домъ г. Каулина, а болѣе для удостовѣренія, что онъ дѣйствительно тамъ находится, по словамъ Константиновой». Еслибы послѣднее было справедливо, то объ этомъ обстоятельствѣ, очень важномъ — повторяю опять — было бы записано въ актѣ. Но въ томъ то и дѣло, что Пуговкинъ посылалъ за Каулинымъ не по указанію Константиновой, а потому, что зналъ его привычки, — не въ одинъ Московскій, а въ три трактира. До составленія акта Пуговкинъ еще не зналъ, гдѣ находится Каулинъ, — вотъ почему объ этомъ обстоятельствѣ ничего и не упомянуто въ актѣ. Да онъ и не могъ знать, потому что Василій Давыдовъ, посланный за Каулинымъ, еще не возратился, когда былъ оконченъ полицейскій актъ. Эго очевидно потому, что въ актѣ упоминается о двухъ свидѣтеляхъ Давыдовыхъ, Николаѣ и Васильѣ. Между тѣмъ, подписи Василія Давыдова подъ актомъ нѣтъ. Это обстоятельство указываетъ на то, что Василій Давыдовъ при составленіи акта не присутствовалъ, и я полагаю, что онъ былъ посланъ для отысканія Каулина Уже по его указанію, а не по указанію Константиновой. Николай Давыдовъ былъ посланъ въ Московскій трактиръ и видѣлся тамъ съ Каулинымъ. Отправился онъ туда уже послѣ составленія акта, ибо въ противномъ случаѣ онъ сообщилъ бы о своемъ разговорѣ съ Каулинымъ. Изъ этихъ обстоятельствъ ясно, насколько показаніе Николая Давыдова заслуживаетъ довѣрія. Но предположимъ, что оно справедливо, и посмотримъ, что Давыдовъ говорилъ съ Каулинымъ. Вотъ его показаніе, какъ оно записано въ протоколѣ. «Къ Пуговкину, сказалъ Давыдовъ Каулину, отъ вашего имени явилась женщина съ грязными предложеніями и мараетъ вашу честь». Изъ буквальнаго смысла этихъ словъ можно заключить только, что Константинова, по словамъ Давыдова, марала честь Каулина. Вотъ почему онъ не могъ спѣшить ѣхать къ Пуговкину и даже могъ принять эти слова за усиленное приглашеніе. Наконецъ, я долженъ обратить вниманіе и на то, что при разбирательствѣ у мироваго судьи Константинова сильно уличала свидѣтеля, квартальнаго надзирателя Огарева, въ томъ, что онъ долженъ былъ слышать, какъ Пуговкинъ, на просьбу Константиновой отпустить ее, сказалъ: «подожди, вотъ пріѣдетъ Каулинъ, дастъ 10 тысячъ, тогда и дѣло кончится». Такимъ образомъ, вся совокупность этихъ обстоятельствъ ясно доказываетъ, что Каулинъ былъ розыскамъ по желанію самого Пуговнина, который, конечно, желалъ, чтобы Каулинъ пріѣхалъ къ нему. Но въ томъ обстоятельствѣ, что Каулинъ не пріѣхалъ къ Пуговкину, нельзя видѣть улики противъ него, особенно если обратить вниманіе на то, какъ Николай Давыдовъ мотивировалъ свое приглашеніе. Изъ всего этого слѣдуетъ, что пребываніе Каулина въ Московскомъ трактирѣ въ то время не имѣетъ никакого значенія къ настоящемъ дѣлѣ. Затѣмъ обращаюсь къ оговору Константиновой. Не говоря уже о томъ, что всякій оговоръ тогда только имѣетъ значеніе, когда онъ подтверждается обстоятельствами дѣла, — въ настоящемъ случаѣ мы имѣемъ свѣдѣніе объ этомъ оговорѣ только по показаніямъ свидѣтелей, такъ какъ сама Константинова ни при составленіи акта, ни при разбирательствѣ, не признала, чтобы она сказала, что была подослана отъ Каулина. Да и самъ судья, какъ видно изъ протокола, давалъ значеніе этому оговору, основываясь не на обстоятельствахъ дѣла, а на томъ только, что Константинова, ни съ того, ни съ сего, не указала бы на Каулина. Такое основаніе очень шатко. Затѣмъ, обращаясь къ юридической сторонѣ, нельзя не замѣтить, что къ настоящему случаю не можетъ относиться ст. 135, такъ какъ она требуетъ, чтобы оскорбленіе было нанесено непосредственно. Притомъ, если и признать, что тутъ было оскорбленіе, то оно должно быть нанесено лицу физическому, самой Пуговкиной, а не семейству Пуговкиныхъ, состава котораго мы и не знаемъ, такъ какъ къ прошенію повѣреннаго даже и не приложенъ списокъ членовъ семейства, въ оскорбленіи котораго обвиняется мой довѣритель. Относительно примѣненія 44 ст. достаточно я уже сказалъ въ отзывѣ, да мировой судья и не примѣнялъ этой статьи къ моему довѣрителю.