Замена

Она разочарована. Заинтригована, возбуждена и разочарована.

Это краткое описание обычного настроения Мари Илластриэс.

«Молодые люди, ваша контрольная меня разочаровала. Особо я хотела бы отметить работу Дингане. Это восхитительное употребление инфинитива to be везде, где только можно…»

«Хи-хик, просто чудненькое disappointment, Майя. Она отпрашивалась с урока под предлогом ну-у, ЭТИХ дней, и тут вдруг я вижу ее на физкультуре!»

Я не увлекаюсь. Просто слегка расслабилась.

— А без тебя было страшно, — сказала Мари, когда я кивком предложила ей идти дальше. — Все казалось, что я вот-вот очнусь в коме. Это было бы так, так!.. Dramatic!

Она понизила голос до шепота. Это звучало так фальшиво, и, темнее менее, было абсолютной искренней правдой. Мари действительно так думала.

Я снова кивнула. Большего, полагаю, не требовалось.

— Я даже удивилась, когда ты пошла. Тебе не опасно вот так запросто проводить по две персонаинтрузии?

Опасно? Пока нет. Вот неприятно — да. Я уже почти забыла, каково это, я так привыкла к раскрытым микрокосмам Ангелов, что люди… В людях мне тесно и гадко, как в старой кладовке, над которой прорвало канализацию.

— Почему ты так спешно вернулась? Я справилась, и вот, май диэ, ты представляешь?..

— Представляю. Меня никто не отряжал на дежурство.

Приглушенные шаги. Прибитый тенью коридор — и пятно света впереди.

— Так почему же? Рей, ты можешь мне довериться, я знаю, что все не просто так!..

У нее горячая рука. И эта рука на моем плече, дыхание — на моей щеке. Оказывается, меня слегка морозит. А она пила капуччино после ужина.

— Это опасный Ангел, и он должен быть найден.

Мари отодвинулась и фыркнула:

— Ты очень недоверчивая, но все равно ты мне нравишься!

Ей так нравится работать на камеру — пускай это всего лишь камеры СБ. Порой мне кажется, Мари попала в свою мечту: вечное реалити-шоу с гарантированной аудиторией и стабильным рейтингом.

Низким, зато стабильным.

— Сюда.

За углом был заблокированный выход на внешнюю незадымляемую лестницу, и здесь курили. Всегда, невзирая на запреты и дымовую сигнализацию. Вот и сейчас на детекторе оказался натянут презерватив.

— So nice, — промурлыкала Мари, воткнув луч фонаря в потолок. — Бедняжка Майя будет недовольна ммм… Нецелевым использованием ее материалов.

Она чаще дышит. Возбуждение?

Нет, стоп. Никотин. Остатки яда, разлитого в воздухе — слабые, безопасные для меня, всего лишь запах, от которого все равно хочется бежать. А Мари он нравится. «Кажется, она курила. А потом бросала. А потом снова курила». Судя по поведению Илластриэс, она сейчас пребывала в стадии «бросаю, все, в последний раз».

СБ передаст, конечно, в медицинскую часть данные о том, кто и во сколько курил здесь, что именно курил, с кем разговаривал. У доктора Акаги наверняка образовалось солидное досье на вредные привычки лицеистов. Досье, которое кураторы пускают в ход только в крайних случаях.

— Есть какие-то подозреваемые, Мари?

— Оу, да, есть, — улыбнулась англичанка, опуская голову. — Я прямо-таки чувствую подозрительность некоторых учеников.

Я ждала. Мы обе понимали, что речь сейчас не о презервативе, не о неготовых уроках, не о глупых курильщиках. С другой стороны, Мари просто жизненно необходимы подмостки.

— Как ты думаешь, как бы поступил наш новенький cutie boy? — хитро улыбаясь полюбопытствовала Мари.

Пожать плечами. Илластриэс думала о чем угодно, только не о работе. Вернее, думать она могла обо всем и сразу, а вот в разговор мешала быт, длинный нос, театральное искусство и еще много чего.

Ее очки так похожи на зеркала, в которых отражается фальшивка этого мира…

«Меня развозит, — поняла я. — Проклятый симеотонин».

— Идем.

— Это ведь ты из-за него, да? Чтобы снять подозрения с Икари?

— Идем.

Мари слегка отстала. Я ее удивила.

Фонарь Илластриэс вырывал из меня длинную тень и клал ее на пол передо мной.

Лекарство лекарством, но я и сама себя удивила. Уже хотя бы тем, что приняла это лекарство.

7: Не кончается пытка

<Я рождалась триста двадцать три раза. Восемь раз ела на завтрак оладьи с вишневым джемом. Три раза глотала яд. Меня запирали в тридцать четыре спальни, из шести ванных вытаскивала скорая. Сорок четыре раза теряла девственность, из них восемнадцать раз — сверху.

Сорок четыре «я» любили встречать рассвет. Двое — нет. Меня часто били, реже — избивали, и иногда мне это даже нравилось. Но ни одной мне не нравилось приходить на занятия с невыученными уроками.

Начинается отсчет твоего личного маленького человечества, Икари-кун. Твоих «я». Отныне — и твоих тоже.

Но ты — это всего лишь ты>.

Пальцы сами начали, сами и остановились. Мне было легко это писать, было совсем не страшно, мне — было. В кухонном окне занимался серый рассвет, тот, который скорее чувствуешь, угадываешь по движению крови в голове, который ты беззастенчиво подсматриваешь на часах.

Тугая серость сочилась будущим днем, а я нажала «сохранить», закрыла редактор и пошла в кровать. О сне думать не хотелось даже после вторжения в четыре личности, поэтому я завернулась в одеяло и села.

Икари-кун не получил пока своего оправдания.