Замена

— Ты уже не можешь не думать о нем?

Ленгли рассмеялась:

— Не проецируй, Аянами — фигня получается.

… Тебе ведь не нужен NERV, доктор, думала я. Твой смех был сух и мог сработать только в темноте, твое положение в лицее — всего лишь ширма для одержимости. И, наверное, я хочу верить в это, но ты никогда не позволяла Нагисе войти в мой дом и брать меня силой.

Аска Ленгли зевнула.

— Ты слишком веришь в людей, Аянами-сенсей. Мне что, сбить тебя сейчас на пол, чтобы доказать это? Я тебе не подружка. Мне нужно, чтобы ты почаще открывала ротик на интересные темы — и не более.

— «Иногда мне выгодно быть доброй, — сказала я. — Так что не обольщайся».

— Ну, вот, — кивнула она. — Ты все сказала за меня.

— А ты сама понимаешь, где границы? Выгода, польза, дружба, интерес — искренний и по делу?

Аска вдруг перестала улыбаться.

— Девичник послезавтра в семь, — сказала она. — Я сгоняю в лавку, а ты не вздумай загреметь к Акаги.

В приемной светлело так быстро, что казалось, будто облака срывали с неба. Ленгли побросала вещи в сумочку и пошла к дверям, а я поражалась себе: что я такого здесь наговорила? Сердце провалилось в очередной приступ боли.

— Аска.

— А?

— Что делать до того?

— До девичника? — она обернулась. — В каком смысле?

Я молчала — собиралась с силами для ответа, но Ленгли поняла мое молчание по-своему.

— А. В философском, значит. Будь собой — просто учительницей. И расскажи секретарше господина Икари, чтобы она вылила куда-нибудь свои духи. Желательно не на себя.

Я осталась в приемной, только перебралась в кресло Аи. У меня еще получилось развернуть его к окну, протянуть руку к жалюзи — а потом остался только рассвет, наковальня бури за южным крылом учебного корпуса и боль.

Пожалуй, боли осталось больше всего.

* * *

— Во-от… Вот так.

Майя прижала место инъекции ватой и подтащила к ней мой палец:

— Все, держи.

Я кивнула: я верила в симеотонин — в начало своего конца. Ая жалась у шкафов: день секретарши начался ужасно. Уехал директор, оставив детальные распоряжения на неделю, а в ее кресле с утра нашлась умирающая. Духи пахли особенно резко, и я едва сдерживалась, чтобы не пересказать Ае слова Аски.

Майя вопросительно смотрела на меня. Я подумала и ответила на взгляд:

— Помоги встать, пожалуйста.

— Давай руку.

Я ненавидела взгляд Аи. Она видела знак биологической опасности на упаковки инъектора, она видела, как я не могла даже прикрыть рот, она видела все. Ая уже хоронила меня, и к обеду на поминках будет весь лицей.

«Рано», — думала я.

«Только бы не дошло до детей», — думала я.

Глупо ведь получится. Через пятнадцать-двадцать минут все будет хорошо, но нет хуже урока, когда ученики уже настроились на отмену занятия. Или хотя бы на замену.

* * *

За день я успела много. И даже дошла до открытого занятия Икари.

— Можно? — спросила я и поняла, что Икари-кун знает о сегодняшнем утре. Но был почти полный класс, в крови искрами вился симеотонин, и день, начавшийся с бури, звучал ослепительно.

И он не сказал ничего — только кивнул.

Я села у окна, положила перед собой блокнот и вслушалась в класс: я только что оказала услугу Икари-куну: 3-D любит показать себя — перед Кацураги, перед куратором, передо мной. Кто бы ни пришел на урок, этот класс будет работать лучше. Наверное, им просто мало одного учителя.

Я видела и слышала все. Рисунок урока был напряженным, потому что Синдзи — намеренно или нет — задал острый ритм проводника. Он задавал личные вопросы:

— Вы бы смогли находиться рядом с таким, как Тиффож?

Он провоцировал:

— Что такое норма? Где грань между «монстром» и «де-монстрацией»?

Он легко уклонялся от пикировок:

— Икари-сенсей, а у вас тоже есть тайные извращения?

— Да, Абель, я люблю мучить вопросами подростков.

Смех.

Он вел их, не заботясь о тактике — снисходительный и даже злой. Я уловила подводки к постановке проблем, выделила эвристический подход, но, кажется, Икари-кун ничего такого не задумывал.

За окном облака мчались по синему небу, под деревьями таял снег. Красиво отсюда, а там, внизу, — слякоть и сырой ветер.

И снова затягивало горизонт, и так тепло думалось у батареи.

Я — Ангел.

И еще один Ангел ведет урок, но появись в классе третий — где-нибудь между мной и Икари — и мы его убьем. По форме, с лицензией и документами.

— Аянами… Как вы?

Я кивнула и посмотрела на Синдзи. Он, не глядя на меня, опрашивал Сьюзи Марш, но что-то в классе изменилось: какой-то муар, туман плыл между рядами, и в нем угадывались движения травы под ветром. Сквозь стены я видела городскую окраину и ряды частных усадеб.

Мне было тепло, легко и уютно. Он коснулся меня, я — его, и нам не понадобилось стоять рядом.

Икари-кун опрашивал Сьюзи Марш, одновременно следил за мной и светился синим. Это выглядело как аура из нитей, которые таяли на концах.

Это выглядело красиво. Это выглядело невозможно, потому что был параграф двадцать седьмой СПС — правдивый параграф, — и я не должна видеть Икари. Но класс гудел, класс переливался цветами, а у доски стояла синева.

И она была красива.