Замешательство

К тому времени, когда мы туда прибыли, планета умерла и воскресла тысячу и один раз. Резервы ее солнца почти иссякли, вскоре оно должно было расшириться и поглотить весь мир. Однако жизнь продолжала завоевывать новые плацдармы. Она больше ничего не умела. Она не могла действовать иначе.

Высоко в молодых горах Тедии с их острыми пиками мы обнаружили живых существ. Они были трубчатыми и ветвистыми, а еще так долго сохраняли неподвижность, что мы приняли их за растения. Однако они приветствовали гостей, вложив слова непосредственно в наш разум: «Добро пожаловать».

Они изучили моего сына. Я чувствовал прикосновение их мыслей.

«Ты хочешь знать, должны ли вы предупредить нас».

Испуганный Робби кивнул.

«Ты хочешь, чтобы мы были готовы. Но боишься причинить нам боль».

Мой сын снова кивнул. Он плакал.

«Не волнуйся, – сказали обреченные трубчатые существа. – Есть два вида бесконечности. Наш – лучший».

Из-за летних наводнений по всему Заливу питьевая вода, предназначенная для тридцати миллионов человек, оказалась загрязнена, и по южным территориям распространились гепатит и сальмонеллез. На Великих равнинах и на Западе старики погибали из-за аномальной жары. Загорелся Сан-Бернардино, а позже Карсон-Сити. Какая-то «Теория X» вынуждала вооруженных ополченцев патрулировать улицы городов по всем Равнинным штатам в поисках неведомых иностранных захватчиков. Тем временем новая разновидность стеблевой ржавчины вызвала неурожай пшеницы на всем китайском Лёссовом плато. В конце июля демонстрация «Истинной Америки» в Далласе превратилась в бунт на расовой почве.

Президент объявил в стране еще одно чрезвычайное положение. Он мобилизовал Национальную гвардию шести штатов и направил войска к границе для борьбы с нелегальной иммиграцией:

ВЕЛИЧАЙШАЯ УГРОЗА БЕЗОПАСНОСТИ КАЖДОГО АМЕРИКАНЦА!

Сбрендившая погода вызвала на Юго-Востоке вспышку amblyomma americanum, клеща-одиночки. Робби понравилась эта новость. Он попросил меня читать ему все, что я видел по этому поводу.

– Возможно, все не так уж плохо, папа. Это может даже спасти нас.

В последние дни он говорил странные вещи. Я не всегда его провоцировал. Это было одно из исключений.

– Робби! Что за ужасные вещи ты говоришь!

– Серьезно. Инфекция вызывает у людей аллергию на мясо. Больше никаких мясоедов – это же потрясающе. Наша еда заживет в десять раз лучше!

От этих слов меня замутило. Я хотел, чтобы Али вмешалась в разговор. Но в этом-то и заключалась проблема: она и так вмешивалась.

Робби уже четыре раза тренировался, пользуясь паттерном экстаза своей матери. Нет, пять раз. После каждого сеанса им все сильнее овладевала смесь радости и смущения. Он говорил все меньше, чаще смотрел и слушал. Рисовал в своем блокноте, и казалось, рисунок оживает, прорастая на странице сам по себе.

Он пришел в мой кабинет после ужина, где я сидел и писал код.

– Я ведь вчера был лучше, чем сегодня, да?

– В смысле?

– Ну, вчера казалось, что меня ничего не может задеть. Сегодня? Рррррр!

Он взревел от нетерпеливой ярости, как делала его мать, сталкиваясь с бессмысленной бюрократией. Но даже когда он вонзил в меня когти и затрясся от досады, которую не мог объяснить словами, его как будто окружала большая, мощная аура. Он легко освоился в новой шкуре.

Дни становились все спокойнее. Робби часами сидел за своим цифровым микроскопом. Он мог смотреть на простые вещи и рисовать почти весь день. Скворечники на заднем дворе, совиные катышки, даже плесень на апельсине зачаровывали его. Случались приступы страха и гнева, как раньше. Но они проходили быстрее, и после отлива в спокойных лужах на берегу оставались всевозможные сокровища.

Мальчик, который стоял на ступенях Капитолия, размахивая плакатом ручной работы, исчез. Я должен был почувствовать облегчение. Но ночью ложился спать, испытывая к своему некогда тревожному ребенку чувство, до жути похожее на скорбь.

Я совершил ужасный поступок. Я украдкой заглянул в его записные книжки. На протяжении тысячелетий миллионы родителей поступали куда хуже, хотя обычно по более веским причинам. Я не мог притворяться, что он нуждается в контроле. У меня не было причин подслушивать его мысли. Я просто хотел узнать, что происходит на его спиритических сеансах с Али.

Это случилось первого августа, когда он спросил, можно ли ему разбить лагерь во дворе.

– Мне нравится там по ночам. Столько событий! Столько разговоров!