Моя жена прошептала:
Я заработал веслом, чтобы остановить наше вращение и перевел дух.
– Робби, почему ты вдруг об этом подумал?
Он не ответил. Алисса продолжала поддразнивать:
– Доктор Карриер упоминал о том дне? Задавал тебе вопросы?
Робин перевернулся на живот, раскачивая лодку. Прищурился, смотря на дальний берег, как будто пытался заглянуть в прошлое.
Он не мог знать о ней. Я не осмелился спросить, откуда он узнал. Она обзавелась этим рисунком еще до того, как мы познакомились. Ей нужна была психологическая подпитка, чтобы пережить катастрофический первый курс в юридической школе. Чтобы противостоять деморализующему давлению, ей пришла в голову идея посеять самый ручной сорняк в мире, нанеся его чернилами на кожу: четыре зубчатых лепестка вокруг крошечных тычинок с пыльниками.
– Это должен был быть цветочек. Ее тезка.
– Верно.
– Ей не понравился результат. Кто-то сказал, что тату похожа на деформированный смайлик. Поэтому она попросила татуировщика переделать цветок в пчелу.
Он сводил меня с ума.
– Верно. Но Али смирилась с пчелой. Не хотела закончить тем, что на ней будет вытатуирована забавная лошадь.
Он смотрел на воду и не улыбался.
– Робби? Почему ты спрашиваешь?
Его лопатки выделялись под рубашкой поло, словно культи от ампутированных крыльев.
Я едва не взмолился. Хоть словечко, хоть знак – доказательство того, что она пережила случившееся. Я потерял ее суть, я ее больше не чувствовал. И Робби не мог мне ничего рассказать. Или не хотел.
Он оперся подбородком о борт лодки и уставился в озеро. Колышущаяся поверхность воды была словно океан другого мира, как в одной из книг, которые я читал, когда был ненамного старше сына. Он выискивал взглядом тысячи рыб, прячущихся под темно-зеленой поверхностью от существ, которые дышали при помощи легких.
На что похож океан? Я не мог объяснить. Море было слишком большим, а мое ведро – чересчур маленьким. К тому же дырявым. Я коснулся ладонью его голени. Это показалось лучшим из доступных ответов.
Мягкий голос, печальный изгиб рта. Самое впечатляющее партнерство в мире подходило к концу, и мой сын никогда не увидит, каким оно было. Робби посмотрел на меня снизу вверх; призрак Али засел у него в мозгу.
В первый раз Тедия погибла, когда комета оторвала треть планеты и превратила в луну. Все живое на поверхности пропало.
Через десятки миллионов лет атмосфера восстановилась, воды потекли вновь, и жизнь зародилась во второй раз. Клетки научились симбиотическому трюку – объединению. Крупные существа опять распространились по всем экологическим нишам планеты. Затем далекий гамма-всплеск разрушил озоновый щит Тедии, и ультрафиолетовое излучение убило почти все.
Частицы жизни сохранились в самых глубоких океанах, так что на этот раз она вернулась быстрее. Замысловатые леса распространились по всем континентам. Через сто миллионов лет – как раз в тот момент, когда вид китообразных начал создавать орудия труда и предметы искусства – в соседней звездной системе взорвалась сверхновая, и Тедии пришлось начинать все сначала.
Проблема заключалась в том, что планета находилась слишком близко к центру галактики, где среди тесно расположенных звезд то и дело происходили какие-нибудь катаклизмы. Недалекое будущее всегда предвещало вымирание. Однако между бедствиями были периоды благодати. Спустя сорок перезагрузок затишье продлилось достаточно долго, чтобы цивилизация успела развиться как следует. Разумные медведи строили деревни и осваивали сельское хозяйство. Они использовали пар, подчинили электричество, сооружали простые машины и учились. Но когда их археологи узнали, как часто в прошлом наступал апокалипсис, и астрономы выяснили его причину, общество сломалось и самоуничтожилось за тысячелетия до очередной сверхновой.
Это повторялось раз за разом.
–