Замешательство

– Я не знаю, с чего начать. Например, больше половины наших перелетных птиц нуждаются в реке, но утрачивают свою среду обитания. Ты знал об этом? Химикаты, которые фермеры распыляют на полях, попадают в реку, и амфибии мутируют. И еще лекарства, они попадают в канализацию, когда люди писают и какают… Рыба напичкана всякой химией. В реке даже больше нельзя плавать! И что в итоге? В дельте? Тысячи квадратных миль мертвой зоны.

Лицо Робби заставило меня пожалеть, что я дал ему свой пароль. Как настоящие учителя справлялись с этим? Как у них получалось устраивать экскурсии по реке, не подделывая данные и не игнорируя очевидное? Мир стал негодным для того, чтобы открывать его школьнику.

Он положил подбородок на руку, лежащую на столе.

– Я это на самом деле еще не проверил, но… с другими реками, вероятно, дела обстоят так же плохо.

Я обошел стол и встал за его стулом. Наклонился, обнял его за плечи. Он не поднял глаз.

– Люди об этом знают?

– Думаю, да. В основном.

– И ничего не делают, потому что…

Стандартный ответ – «Все дело в экономике» – был безумием. Я пропустил кое-что важное в обучении. Мне все еще чего-то не хватало. Я погладил его по макушке. Где-то под моими движущимися пальцами были те клетки, которые изменила обратная связь.

– Я не знаю, что сказать, Робин. Хотел бы знать.

Он нащупал мою руку.

– Все в порядке, папа. Это не твоя вина.

Я был почти уверен, что он ошибался.

– Мы ведь всего лишь эксперимент, верно? И ты всегда говоришь, что эксперимент с отрицательным результатом не является неудачным экспериментом.

– Нет, – согласился я. – Можно многому научиться на отрицательных результатах.

Он встал, полный энергии, готовый закончить свой проект.

– Не волнуйся, папа. Может, мы и не поймем, что к чему. Но Земля поймет.

Я рассказал ему о планете Миос, которая процветала за миллиард лет до появления человечества. Жители Миоса построили корабль для дальних, длительных исследовательских экспедиций и наполнили его разумными машинами. Этот корабль пролетел сотни парсеков, пока не нашел планету, полную сырья, где приземлился, обосновался, осуществил ремонт и скопировал себя и всю свою команду. Затем два одинаковых корабля отправились в разные стороны еще на сотни парсеков, пока не нашли новые планеты, где снова повторили весь цикл.

– Как долго это длилось? – спросил мой сын.

Я пожал плечами.

– Их ничто не могло остановить.

– Они что, искали места для вторжения или что-то в этом роде?

– Может быть.

– И они продолжали делиться? Их, должно быть, миллион!

– Да, – сказал я ему. – Потом два миллиона. Затем четыре.

– Святые сосиски! Так они должны быть повсюду!

– Космос велик, – сказал я.

– Корабли посылали донесения на Миос?

– Да, хотя сообщения шли все дольше и дольше. И корабли продолжали их слать, даже после того, как Миос перестал отвечать.

– Что случилось с Миосом?

– Корабли так и не узнали.

– Они продолжали странствовать, даже несмотря на то что Миос исчез?

– Так их запрограммировали.

Мой сын призадумался.

– Очень печально. – Он сел в постели и толкнул рукой что-то невидимое. – Но им все-таки повезло, папа. Столько всего увидели…

– Они видели планеты с атмосферой из водорода и кислорода, неона и азота, водные миры, кремниевые и железные миры, а также шары из жидкого гелия с сердцевиной из алмазов в триллион карат. Всегда находились новые планеты. И они всегда были не похожи друг на друга. Так прошел миллиард лет.

– Это много, – сказал мой сын. – Может быть, этого достаточно. Даже если Миос исчез.

– Они делились, копировали себя и распространялись по галактике, как будто у них все еще была на то причина. Один из пра-пра-пра-пра-правнуков изначального корабля приземлился на скалистой планете с мелкими морями, в маленькой, странной звездной системе, вращающейся вокруг звезды G-класса.