На самом деле, в том, что касается «честнее с собой», у меня особых проблем не было. А вот с честностью с окружающими — еще какие! Хотя сама я в этом проблемы не видела. Никакого морального компаса у меня не было, а если и был, то сбоил нещадно. Я просто не могла воспринимать это, как проблему, учитывая, как сильно это помогало мне устроиться по жизни.
Но у любой медали есть две стороны.
Я не могла перестать думать о том, что было бы, если бы тогда я успела подарить Вилю подарок. А если еще немного честнее — если бы не струсила и подарила его. Если бы не начала заигрывать с его братом в отместку за то, как хорошо он смотрелся с Эни. Если бы сказала, что его слова и подозрения мне неприятны. Что мне от них гадко. А не делала гадко ему в ответ, чтобы сохранить остатки гордости.
Может это ничего бы и не изменило, и я бы все также осталась по итогу с маленькой сухой запиской. И еще и чувствовала бы себя жалкой от того, что не отбила удар.
Я думала о том, почему Леона считала, что ее брат должен реветь ночью в подушку, и не могла избавиться от мысли, что, возможно, остатки гордости я променяла на возможность… ну хотя бы закончить все иначе. Не так, чтоб было гадко до тошноты от своих и чужих слов.
Да и что случилось бы с гордостью от пары искренних слов? Разве Бетти стала в моих глазах жалкой от того, что попросила не язвить про важные для нее вещи?
Наверное, дело в том, что в голове Бетти сидит бог-основатель, а в моей…
Я не удержалась и хохотнула. Стинг подозрительно на меня покосился.
В мой голове сидит бывший!
— Если ты сойдешь с ума, я с удовольствием вызову лекарей, — шепотом поделился Стинг, — Свяжут тебя, увезут… — мечтательно продолжил он.
— Не дождешься, — отрезала я, — Я не сумасшедшая, я просто гордая трусиха!
Самое отвратительное, что я четко понимала — даже произойди тот разговор сейчас, я бы ответила так же. Я бы не подарила подарок, не призналась в любви, не просила бы его быть ко мне добрее… Я бы все равно ударила в ответ. Потому что в моей голове нет места доброму и строгому отцу-основателю, там учит осторожности первый мужчина, которому я открылась без остатка. И я не готова была к тому, что это может повториться, даже за шанс закончить все иначе. И, кажется, даже за шанс не заканчивать.
Стинг удивленно вскинул брови, помолчал, а потом вдруг зло фыркнул, как кот, и отвел взгляд.
— И это говорит женщина, которая уже дважды не постеснялась ворваться в кабинет королевы, расталкивая ее помощников локтями, пока они пытались убедить ее, что Ее Величество не принимает? Нет уж, никакой гордостью и трусостью тут не пахнет! Ты отшибленная на всю голову, точно тебе говорю.
Даже не знаю, что удивило меня больше. То, какими фантастическими подробностями обросла совершенно невинная история, или то, что Стинг, кажется, пытался меня успокоить.
Я открыла блокнот, собираясь хотя бы набросать ответ Леоне.
Я вздохнула. Вот хотела же написать, что влюбилась, но рука прямо отказывается! А если так?
Я зачеркнула и захлопнула блокнот. Вот прямо физически не получается нормально по-человечески, ну что ты будешь делать!
Вздохнула и решила, что если с третьей попытки не получится, поцелую барона Шурейджа, чтоб не грустить! Мужчины нужны, чтоб их целовать, а не чтобы в них влюбляться.
Вдруг сердце смущенно бултыхнулось в груди и будто застыло, боясь пошевелиться. Я случайно открыла титульный лист, где помимо моего мелкого и аккуратного почерка откуда-то были размашистые буквы Виля.
— И когда успел?.. — просипела я, с трудом сглотнув застрявший в горле комок.
Барону, видимо, не обломится поцелуя.
Глава 18. Viva la revolución?..