[787. Бес, выдающий себя за даосского монаха, хочет убить больного неправильно назначенным лекарством.
788. Редкая тушечница сунского времени.
789. Бес продает грибы, от которых умирают съевшие их люди.]
(790.) В доме моих родственников рядом с залом находилась пристройка из трех комнат. В средней комнате долго ночевал один гость. Каждую ночь он видел, как голые мужчина и женщина, напудренные, с подведенными бровями, гонялись друг за другом, затем соединялись, свиваясь в объятиях и принимая всякие непристойные позы. Сперва это зрелище доставляло ему большое удовольствие, но, когда оно стало повторяться каждую ночь, он стал тревожиться. Однако, после того как он переселился в другую комнату, сон больше не повторялся. Тогда он решил, что это было наваждение. Когда он бодрствовал, царила полная тишина; когда он со свечой дожидался рассвета, тоже ничего не было видно.
Этот человек и сам любил грубые шутки, но ведь рядом не было людей, да и нечисти тоже. Так он и не мог понять, в чем тут дело.
И вот однажды он вспомнил, что в кабинете хозяина хранился десяток лежавших навзничь фигурок из слоновой кости и драгоценных камней, а также не менее десятка непристойных пьес, которыми и воспользовалась нечисть. По секрету он рассказал об этом хозяину дома, и тот все сжег.
Некто, узнав эту историю, сказал:
«Как же вещи могли быть использованы нечистью? Хозяин приглашал сюда певичек, атмосфера была определенная, и бес-развратник на нее откликнулся. Да и сам гость был постоянным посетителем «домов радости», душа его была устремлена к этому, вот и вещий сон оказался таким. Вода загнивает — и в ней рождаются москиты, вино скисает — и уксус выпадает в осадок, это естественный закон.
В торговых рядах, где продают самые разнообразные товары, таких вещей немало, почему же ни одна из них не стала орудием нечисти? В той комнате в свое время ночевал не один этот гость, почему же другим людям не привиделись такие сны?»
Хозяину следовало додуматься до истинной сути, сжигать же вещи не было никакого смысла. А гость его, наверное, совсем опустился!
[791. Буддийский монах преподает чиновнику урок справедливого суда.
792. Дух в написанных им стихах насмехается над готовящимися к экзаменам молодыми людьми, по просьбе которых его вызвал гадатель.
793. Лиса-оборотень бросает возлюбленного, боясь кары со стороны даосского монаха.
794. Нечисть устраивает беспорядки в доме, где она живет.
795. Нечисть не дает покоя даосскому монаху, поселившемуся в горах.
796. Нечисть преследует буддийского монаха.
797. Дух покойника мстит другу, женившемуся на его вдове.
798. Больной в бреду попадает в Царство мертвых, где его упрекают за непочтительность к родителям; выздоровев, становится любящим сыном.
799. О тщетности споров между буддистами и конфуцианцами, приносящих вред их учениям.]
(800.) Я слышал от Чэнь Жуй-аня:
«На холмах за городской стеной Сяньсяня, как гласит предание, находятся могильные курганы времен династии Хань. Один землепашец по ошибке распахал могилу. Когда он вернулся домой, его стало бросать то в жар, то в холод, в бреду он бранился и дрался.
В это время случайно пришел Чэнь Жуй-ань и спросил:
— Кто ты такой?
— Я человек времен Хань, — последовал ответ.
— Человек времен Хань из каких краев? — продолжал спрашивать Чэн Жуй-ань.
— Человек времен Хань из Сяньсяня, мой дом — здесь, чего тут спрашивать?
— Разве это место при династии Хань называлось Сянь-сянь? — допытывался Жуй-ань.
— Конечно, — ответил тот.
— В этом месте при Хань было княжество Хэцзянь, и уезд тогда именовался Лочэн; при династии Цзинь он был сначала переименован в Сяньчжоу, а при Мин получил название Сяньсянь. Как же мог он так называться в ханьское время? — спросил Жуй-ань.
Бес не ответил, Жуй-ань повторил вопрос, и тут землепашец пришел в себя.»
Так как традиция гласила, что [в этой местности] находятся могилы ханьского времени, то бес привык это слышать и рассчитывал кормиться здесь, и вот неожиданно для себя потерпел такую неудачу!