Читаем Заметки из хижины «Великое в малом» полностью

В одном местечке был дом, пользовавшийся дурной славой (в нем водилась нечисть). «Был там один старый конфуцианский начетчик, который не поверил во все эти чудеса, купил по дешевке этот дом, выбрал благоприятный день и переселился туда. В доме воцарилась тишина, и пошел слух, что добродетель этого начетчика способна обуздать даже нечистую силу.

Но тут начетчика разоблачил один грабитель: оказалось, что чудеса в этом доме творила не нечистая сила, а грабитель, которого нанял сам начетчик (чтобы получить дом за бесценок. — О. Ф.)...» (№99).

Есть довольно много рассказов, относящихся к типу повествований, близких к анекдотам не по содержанию, а по структурной схеме, тяготеющей к упрощению, сжатости, цельности впечатления, например: № 33, 36, 46, 52, 70, 72, 81, 148, 199, 266, 317, 394, 404, 420, 533, 943 и др.

Следует указать, что во многих случаях Цзи Юнь к динамически развивающемуся повествованию, характерному для анекдота, добавляет моралистическое заключение, подчас даже снимающее остроту концовки, ее pointe.

Приведенный ранее анекдот № 348, по существу, исчерпывается ответом Чэнь Чжу-иня («Как может человек, способный на такие речи, не просить милостыни?»), но Цзи Юнь добавляет авторское рассуждение о том, что многие ученые сварливы и неуживчивы, люди не хотят иметь с ними дела; есть и такие ученые, которые неправильно себя ведут, и люди гнушаются иметь с ними дело, поэтому они и доходят до нищеты.

Бывают случаи, когда анекдот уже исчерпал себя, но Цзи Юнь вводит дополнительный эпизод, чтобы придать сюжету дидактичность или чтобы разъяснить мораль, заложенную в сюжете.

В переведенном анекдоте № 199 сюжет исчерпан отъездом покупателя из дома красавицы, но Цзи Юнь объясняет, что это произошло не очень давно, так что «еще остались в живых старики, бывшие свидетелями этого происшествия».

Дальше идет авторская оценка происшедшего: «А я считаю, что собака никак не могла сама на это пойти, а подвигнул ее злой дух, в которого превратился покойный муж этой женщины».

Иногда подобные добавления, чуть ли не превышающие по объему сам анекдот, переводят этот тип повествования в обрамленное. В рассказе № 7 фигурирует некий Люй, которого боялась вся деревня. Однажды, когда он прогуливался вместе с приятелями, началась гроза. Они увидели фигуру женщины, искавшей укрытия в старом храме, побежали туда, сбросили промокшие под ливнем одежды, и Люй кинулся на женщину, в которой узнал... свою жену. Рассвирепев, он хотел бросить ее в реку, но женщина возмущенно закричала: «Хотел обесчестить чужую, и чуть не дошло до того, что меня обесчестили, — да Небо спасло! За что же меня-то убивать?» Люй хотел было одеться, но порывом ветра его штаны отнесло в реку. В это время облака рассеялись, вышла луна, и вся деревня смеялась над голым Люем. Он не мог заткнуть рта соседям и в конце концов утопился.

Сюжет анекдота исчерпан самоубийством Люя, но Цзи Юнь добавляет объяснение, каким образом жена Люя оказалась в храме (иначе может создаться впечатление, что она из числа тех женщин, которые бродят по вечерам одни, и тогда гнев Люя оправдан): она гостила у своих родителей, дом их сгорел, и поэтому раньше назначенного срока возвращалась в дом мужа, а по дороге ее застигла гроза.

Но и этого мало, ибо «нравственный урок» еще не извлечен. И Цзи Юнь развивает действие дальше: через некоторое время после самоубийства Люя его дух является жене во сне и говорит ей, что за свои тяжкие грехи он был бы обречен навсегда пребывать в аду, но так как он был почтительным сыном, то приговор смягчен, и в следующем перерождении он будет пребывать в теле змеи. Он предсказывает жене новый брак и наставляет почитанию новой свекрови. Эта заключительная часть повествования лишь нравоучительный привесок, выходящий за пределы его художественной ткани, но для Цзи Юня он является основной целью рассказа.

В отличие от повествования первого типа обрамленное повествование, как правило, имеет некую предысторию; его отличает относительная длительность во времени, известная временная последовательность описываемых событий. Такое повествование обычно по размеру превосходит анекдот. В повествовании этого типа персонаж дается не в одной определенной ситуации, а в ряде эпизодов или на ряде этапов его жизненного пути. Здесь отсутствует подчеркнутая динамичность в развитии сюжета, жизненный материал повествования статичен. Даже если описывается и необыкновенный случай, если действуют и сверхъестественные силы, сюжет развертывается без неожиданностей. (Но и здесь, конечно, сюжет «замкнут», ибо рассказ, как и анекдот, не часть художественного целого, а само целое[85].)

К повествованию этого типа, условно называемому рассказом, относится большинство произведений пяти сборников Цзи Юня (№ 1, 9, 10, 13, 18, 20, 22, 24, 34, 38, 39, 44, 45, 47, 51, 54, 58, 60, 65, 66, 71, 80, 86, 93, 94, 105, 106, 110, 114, 145, 154, 179, 209, 294, 414, 519, 753, 842, 876 и др.).

Характерным для такого типа повествования является рассказ № 753, в котором развернута история человеческой судьбы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги