Читаем Заметки из хижины «Великое в малом» полностью

Существуют различные точки зрения на вопрос о степени влияния европейских миссионеров на передовых мыслителей цинского времени. Анри Бернар Метр придерживается крайних взглядов, считая, что миссионерское влияние не ограничивалось областью науки, но распространялось и на философию в такой мере, что стало определяющим в развитии китайской философской мысли XVII-XVIII вв.

Лян Ци-чао допускал, что миссионеры могли сыграть известную роль в расширении критического движения против традиционной ортодоксии, но считал, что они не имели прямого отношения к последовательному развитию китайской мысли[88].

Поль Дэмьевиль справедливо высказывается в том смысле, что интерес к европейской науке, вызванный деятельностью миссионеров в Китае, в известной мере затронул мыслителей XVII-XVIII вв. Он признает косвенное влияние Запада на идеологию периода Цин, влияние непоследовательное, но глубокое и неизбежное[89].

Цзи Юнь упоминает имена миссионеров Джулио Алени и Матео Риччи (№ 665), возможно известные ему от его друга — знаменитого ученого той поры Дай Чжэня, которого, как полагает П. Дэмьевиль, именно Цзи Юнь привлек к составлению заметок и предисловий к математическим работам, включенным в «Каталог Полного свода четырех сокровищниц»[90].

Привлекают внимание заметки и рассуждения, в которых Цзи Юнь предстает перед своим читателем как противник суеверий, рационалист, находящий естественные объяснения[91] всякого рода биологическим мутациям (№ 576, 710, где Цзи Юнь объясняет, что гусь с двумя головами не является нечистью, ибо у людей рождаются близнецы, а куриные яйца бывают двухжелтковыми; нищенка, у которой рот находится на шее, человек с огромной ладонью правой руки — это не сверхъестественные существа, а калеки, уроды, которых не надо суеверно бояться).

Чрезвычайно интересны и публицистические заметки Цзи Юня, их немного, но они иногда ярче, чем сюжетные произведения, говорят об отношении писателя к современной ему действительности, о его общественной позиции. Так, в одной из заметок Цзи Юнь пишет: «Экзамены предназначены для того, чтобы у государства было больше талантливых людей, а не для того, чтобы у экзаменаторов было больше прихлебателей» (№ 1098). Как бы развивая мысль о том, что экзаменационная система утратила свой первоначальный смысл, Цзи Юнь в начале рассказа № 1118 приводит следующее рассуждение своего отца: «В последние годы правления династии Мин, когда учение даосов было в почете, а государственным экзаменам придавалось все большее значение, хитрецы предавались беседам об учении Ван Ян-мина, чтобы сделать карьеру и добиться авторитета. Простаки же упорно изучали экзаменационные сочинения, чтобы достигнуть почестей и славы. Из десятка так называемых ученых не было и двух-трех, которые разбирались бы в делах». Если не знать, что это написано Цзи Юнем, то эти слова можно было бы приписать Хуан Цзун-си или Гу Янь-у или счесть их цитатой из последней главы «Неофициальной истории конфуцианцев» У Цзин-цзы.

Публицистическая острота отличает и рассуждение (№ 104) о положении слуг и рабов, жизнь которых фактически принадлежала их хозяевам (так же смелы рассказы, в которых Цзи Юнь протестует против жестокостей, совершаемых хозяевами в отношении не только слуг, но и наложниц; в ряде рассказов осуждается свекровь, доведшая невестку до самоубийства). Между тем законы были на стороне хозяев, и протест Цзи Юня был актом гражданского мужества, отмеченным Лу Синем[92].

Примечательно, что если рассказов о сверхъестественном В сборниках Цзи Юня 89% (931 рассказ[93]), а рассказов о естественном — всего 11% (113 рассказов), то заметок о сверхъестественном — 27,5% (31 заметка), о естественном же — 72,5% (118 заметок из 149).

Из общего числа рассказов — 1039[94] дидактических — 498 (48%)[95], недидактических — 543 (52%); из 149 заметок дидактических — 13 (9%), недидактических — 136 (91%).

4

В большинстве дидактических рассказов назидание заключено в сюжете (см. основные разделы указателя сюжетов). В подобного рода рассказах Небо награждает человека праведной жизни, почтительного к старшим, совершившего добрый поступок, карает развратника, взяточника, вора, человека, задумавшего зло. (Чиновник занимался вымогательством; его разоряет певичка, он сходит с ума — рассказ № 18; человек, задумавший отравить свою мать, убит молнией — № 152.) В качестве орудия возмездия выступает и нечисть, разоблачающая шарлатана, наказывающая развратника, насмехающаяся над педантом или помогающая подлинному ученому. Награды и наказания раздают и в Царстве мертвых; в новом перерождении людей награждают за добро, совершенное ими при жизни в прошлом перерождении, или наказывают за дурные поступки. Так, люди, в прошлом своем перерождении отнимавшие жизнь у животных, перерождаются в облике свиней (№ 1123, 1124); конюхи, воровавшие корм у лошадей, перерождаются в облике лошадей и в свою очередь терпят муки голода (№ 32); сплетница перерождается немой (№ 47) и т. п.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги