В рассказе № 519 нищий буддийский монах, повстречав в храме сановника, который в день рождения Будды выпускал на волю птиц, насмешливо спрашивает его, считает ли он, что добрые дела надо совершать только в дни рождения Будды. Отповедь нищего монаха вызывает одобрение старого монаха, который говорит, что его слова «о нашем учении прозвучали, как львиное рычание». Не довольствуясь назиданием, заключенным в словах нищего монаха, и одобрением этого назидания со стороны старого монаха, Цзи Юнь приводит слова Мин-юя, буддийского монаха с горы Утай: «Если сердце всегда полно думами о Будде, то злые намерения не возникнут; если же в неустановленные дни читают молитвы, то делают это, чтобы приобрести заслуги. Если ежедневно будут поститься, то исчезнет ремесло тех, кто убивает животных; если же выбирают для поста несколько дней в месяц, то этим приобретают заслуги. Готовят лакомые блюда, с утра до вечера насыщаются, в такие-то и такие-то дни установленных месяцев не едят мяса — и это называется быть хорошим человеком! Но разве назовут бескорыстным беззастенчивого чиновника-взяточника, того, кто открыто берет взятки, если он в такие-то и такие-то дни установленных месяцев и не будет брать взятки!».
А дальше Цзи Юнь противопоставляет этому рассуждению Мин-юя[96]
возражение главного цензора Ли Син-пу, который считает, что соблюдение постов изнуряет человека: «Подлинный ученый питается всю жизнь скромно... если ему придется соблюдать пост в определенные дни, то эти дни можно считать вычеркнутыми из его жизни».Здесь мы имеем случай столкновения нескольких точек зрения, иногда же назидательная концовка дает альтернативные объяснения того, что происходило в рассказе. Так, в рассказе № 106 молодая женщина, оказавшаяся ночью одна в пустынном месте, услышав шаги спешащего за ней мужчины, притворилась духом повесившейся и напугала преследователя до обморока. На следующей день узнали, что в соседней деревне юноша, повстречавший ночью духа повесившейся женщины, сошел с ума от ужаса. Цзи Юнь заключает рассказ следующим образом: «Может быть, это случилось оттого, что нечистая сила действительно овладела им, воспользовавшись охватившим его страхом, — неизвестно. Может быть, все это было создано его воображением — как знать? А может, вездесущие духи тайно завладели его душой, карая за задуманное им зло, — это тоже неизвестно! Но все равно можно считать, что безумие было ему карой».
Иногда назидательные заключения Цзи Юня носят характер обобщений более широких, чем тема самого рассказа. Так, в рассказе № 22 о человеке, не боящемся нечисти, концовка гласит: «Ведь тигр не станет жрать пьяного, ибо тот его не боится. Когда человек боится, сердце его не на месте,... и мысли в смятении, а когда мысли в смятении, тут-то злой дух и завладевает человеком. А если человек не боится, сердце его спокойно, раз сердце спокойно, то и воля тверда, а раз воля тверда, то никакой злой дух не осмелится и подступиться».
В рассказе № 417 Цзи Юнь приводит несколько эпизодов, подтверждающих мысль о том, как важно думать о последствиях своих поступков.
Интересное обобщение делается из назидания в конце рассказа № 566: крысы расширяли свои норы, так что все пространство под амбаром было пустым и стены грозили обвалом. Назидание вложено в уста некоего Фу Хая: «Губя жилище людей, чтобы расширить свое жилье, они начисто забыли о том, что их жилье держится на людском». А дальше идут слова самого Цзи Юня: «А я спрошу: — Чем же люди, подобные Ли Линь-фу и Ян Го-чжуну, не понимающие этой зависимости, лучше крыс?»
В рассказе № 204 назидание, выводимое из частного случая («Лисы не трогали этого человека, а он их задел, поступил обратно тому, как они вели себя с ним»), разрастается до моралистического обобщения: «Если благородный муж по отношению к мелким людишкам ограничивается предостережением, не проявляя без повода своей силы, то он не потерпит неудачи в общении с ними».
Иногда обобщающее назидание выражается одной фразой, одной сентенцией: «Причина и следствие тесно между собой связаны, в конечном счете они дополняют друг друга» (№ 420); «Но ведь если преступление не карается высшей мерой, о нем будет неведомо даже детям преступника» (№ 36) и т. п.
Рассказы, в которых назидание дается в самом начале, до повествования, малочисленны. Типичными в этом отношении являются рассказы: № 35 (начинающийся словами: «Как не поверить в то, что дела наши всегда предопределены?»), № 522, а также 765, в котором обобщающее назидательное начало как бы служит ключом к общей философской интонации рассказа, иллюстрирующего относительность всего происходящего в жизни человека.