Заметки из хижины «Великое в малом»

В сборниках Цзи Юня имеется пять рассказов (см. последний раздел указателя сюжетов), в конце которых сюжет обсуждается. Так, в № 485 старый начетчик радуется воскрешению умершего человека, считая это подтверждением взглядов Чжу Си и братьев Чэн. Цзи Юнь же рационалистически объясняет происшествие, утверждая, что никакого воскрешения не было, так как героя рассказа ошибочно сочли мертвым. В № 1107 фигурирует человек, «обучавший достижению бессмертия». Односельчане считали его шарлатаном и смеялись над его учеником, но были люди, думавшие, что он действительно обладал секретом бессмертия, Цзи Юнь же не решается высказать суждение на этот счет...

Есть рассказы, в которых Цзи Юнь дает понять читателю, что возможны ошибки: случай, который рассматривался как сверхъестественный, может иметь естественное объяснение. Такого рода ошибками могут воспользоваться шарлатаны — маги, гадатели, которые вводят в заблуждение доверчивых людей (№ 179).

Известные нотки скепсиса звучат и в № 144, где Цзи Юнь высказывает мысль о том, что люди сами придают смысл ответам духов, вызванных гадателями: «...можно сказать, что сами духи не одухотворены, их одухотворяют люди. Тысячелистник, щит черепахи, сухая трава, кости — хотя по ним и можно узнать, что тебе предопределено, — беда или счастье, — чудотворными они становятся лишь с помощью человека».

Это сомнение в верности гаданий частично идет от убеждения Цзи Юня в том, что все предопределено и человеку не надо пытаться узнать заранее уготовленную ему судьбу. Потустороннее скрыто от глаз человека; духи знают будущее, но не любят о нем говорить (№ 125); вмешательство людей «в судьбу» может кончиться плохо; яснее всего это положение иллюстрирует рассказ № 682: первый эпизод его повествует о сделанном в шутку предсказании, в результате которого погибло двое людей; во втором фигурирует предсказатель, сам себе предсказавший свою смерть. «В указанный день он не вышел из дома, накрепко запер дверь, и казалось, что ничего с ним произойти не может. Как вдруг земля содрогнулась, помещение, в котором он находился, обрушилось, и его завалило.

Если бы он сам себе не гадал, то в тот день, как всегда, установил бы свою палатку в торговых рядах, и как бы его тогда могло задавить?

И это тоже говорит о том, что от судьбы не уйдешь, а если он знал заранее, то сам совершил ошибку»[97].

В чем же философский смысл этого утверждения? Свидетельствует ли оно о фаталистической вере Цзи Юня в судьбу, или же это детерминистская концепция? Скорее последнее: Цзи Юнь постоянно подчеркивает, что от самого человека зависит избранный им в жизни путь, его линия поведения. Писатель постоянно исповедует конфуцианскую теорию активного участия человека в жизни общества. Он воспринял гуманистические идеи, содержавшиеся в конфуцианстве, занятом вопросом, как жить, а не как продлить жизнь. Несмотря на то что в ряде его рассказов проводится мысль о предопределении[98], Цзи Юнь считает, что человек должен «помогать судьбе»: «Когда приносят вред государству и народу, нельзя ссылаться на судьбу!.. А если стоящий у власти опускает руки и все валит на судьбу, то зачем Небу и Земле такие таланты, зачем двору такие чиновники?» (№ 9; причем интересно, что это рассуждение вложено в уста даоса!).

И в рассказе № 9, и в рассказах № 2, 10 и других Цзи Юнь говорит, каким должен быть настоящий чиновник. Устами лисы упрекает он славящегося своей честностью сановника в том, что тот честен не из принципа, а из любви к своему доброму имени (№ 2); в рассказе № 10 судья Царства мертвых с почестями принимает простую деревенскую старуху (которая за всю свою жизнь «никому не причинила вреда ради личной выгоды»), но строго осуждает чиновника, который за всю свою жизнь не имел ни заслуг, ни проступков.

К высшей категории чиновников Цзи Юнь относит тех, кто заботится о благе страны и народа, не думая о своем личном благе: есть три категории мудрых чиновников, говорит он в рассказе № 80: «низшая — те, кто проводит свою жизнь в страхе перед законом; следующие за ними — те, кто превыше всего ценит свою репутацию; к высшей же категории относятся те, кто, являясь хозяевами своего сердца, заботится о благе страны и народа и не заботится о своем личном счастье или беде, хуле или хвале в свой адрес».

Вот почему судья Царства мертвых (№ 80) презирает тех, кто стремится к карьере, и не очень ценит тех, кто удаляется от дел; он считает, что «талант, рожденный Небом и Землей, в первую очередь должен служить мирским делам. А если бы все люди вели себя, как Чао и Сю, то воды Великого потопа до сих пор заливали бы наши земли...».

Поэтому Цзи Юнь осуждает и буддийского монаха, который ушел от мира, эгоистически думая лишь о себе (№ 12), и даосского отшельника, много лет сидевшего в горах, не произнося ни слова (№ 697). Бегство от жизни, от моральной ответственности (какую бы форму оно ни принимало) чуждо Цзи Юню, требующему от человека участия в жизни общества (хотя бы в рамках семьи), добросовестного выполнения своих обязанностей, своего долга.