Читаем Заметки из хижины «Великое в малом» полностью

Заметки из хижины «Великое в малом»

— Хотите видеть мой подлинный облик? Как я могу сделать, чтобы подлинный мой облик стал виден господину? Хотите видеть мой преображенный облик? Но он обманчив, видеть его все равно что не видеть меня, зачем же показываться?

Все настаивали. Тогда лиса спросила:

— Каким вы представляете себе мой облик?

Один человек сказал:

— Брови с проседью и голова седая.

Лиса откликнулась и явилась в облике старика.

Другой человек сказал:

— Должно быть, у вас вид даоса, усталого духом.

Лиса ответила согласием и появилась в облике даосского монаха.

Третий сказал:

— Вы должны быть в одежде из перьев и звездной короне. Лиса согласилась и явилась в облике бессмертного.

— У вас должен быть облик ребенка, — сказал еще один.

Лиса ответила согласием и предстала в облике маленького мальчика.

Кто-то пошутил:

— Чжуан-цзы говорит: «На (горе] Охотниц-прорицательниц живут бессмертные, хрупкие, нежные, словно девственницы»[629] — наверное, вы похожи на них.

Лиса согласилась и явилась в облике красавицы.

Тогда кто-то сказал:

— Вы соглашаетесь и превращаетесь, но все это ненастоящее. Хотелось бы в конце концов увидеть ваш подлинный облик!

— Поднебесная велика, — ответила лиса, — но разве все в ней являют людям свой подлинный облик? Вы же хотите, чтобы я одна показалась в своем настоящем виде.

Гости со смехом разошлись.

Чжу Цзы-цин сказал:

— Эта лиса сама говорила, что ей от роду семьсот лет, видно, у нее большой жизненный опыт.»

[1192. Дух женщины упрекает виновника ее смерти.]

(1193.) Чжан Фу-ча в «Новых речениях из Цюпина» записал две истории, касающиеся моей семьи. В одной из них рассказывается о бесах, живших в восточной башне дома, принадлежавшего моему покойному брату Цин-ху (эта башня находилась к западу от дома моего брата; когда наши предки еще не разделили имущество, башня находилась к востоку от дома, и брат сохранил прежнее ее название). История, рассказанная Чжан Фу-ча, правдивая, но он исказил ее и не сообщил подробностей.

Башня была построена в год и-мао правления минского императора под девизом Вань-ли[630], то есть сто восемьдесят четыре года назад. В свое время на этой башне и под ней повесились семь человек, поэтому никто не решался жить в ней. Был вечер, когда пришлось ее открыть, и тогда обнаружили, что в ней водятся бесы. Значит, это было место из тех, которые гадатели называют опасными для жилья. Но сбоку от нее была другая башня, поменьше, и жившие в ней поколения нашей семьи процветали. В чем тут было дело, так и осталось неизвестным.

Другая запись касается случая, который произошел незадолго до смерти моего сына Жу-цзи. Она тоже неточна. [Чжан Фу-ча] придумал эпизод с торговцем с Запада, явившимся, чтобы потребовать долг, и притворившимся для этого злым духом. [Чжан Фу-ча] ограничился тем, что спросил свидетелей о фамилии, имени, месте жительства и возрасте, и с этим ушел. Между тем, когда Жу-цзи судился с семьей человека, которому он задолжал, то судьи подробно выяснили все обстоятельства дела и зафиксировали их в соответствующих документах, где нет ничего похожего [на то, что рассказывал Чжан Фу-ча].

Наша семья Цзи доводится родней семье Чжан. Рассказывая друг другу всякие истории, женщины одно преувеличат, другое преуменьшат. Увы, люди видят по-разному, слышат по-разному и передают тоже все по-разному. Если такое было с историей княжества Лу, так уже тем более свойственно рассказам [того типа, которые записывали в древности] чиновники байгуань[631].

Посторонний человек записывает историю, происходившую в моей семье, и запись его не похожа на то, что известно мне, он не может знать [того, что произошло, как я].

Правда, я тоже записывал случаи, происходившие с другими людьми, основываясь на том, что я слышал, и рассказываемое мною иногда выдумка, иногда правда, иногда пустая болтовня; другому человеку известно, [как все происходило], а мне нет.

В стихах Лю Хоу-цуня[632] сказано:

Заходит солнце за ивы древниеВ деревне Чжаоцзячжуан,Где только что среди деревниСлепец пел песню для крестьян.Умрет он, кто о нем узнает,Забудет о певце народ,Сейчас же все вокруг внимает,Как о Цай Юне[633] он поет.

Началось это не в наше время, так было и в древности. Главное — не утратить честность, хоть немного сохранить способность к нравственным оценкам и предостережениям, не путать правильного с ложным, как в «Скакуне с курчавой шерстью»[634], не таить в сердце обиду, как в «Путешествии в далекое прошлое»[635], не писать копии с красавицы и талантливого юноши, как в «Повести об Ин-ин»[636], не изображать, нарушая принятый порядок, как в «Тайном труде»[637], — и тогда можно рассчитывать на то, что не окажешься выброшенным из рядов благородных мужей.