Заметки из хижины «Великое в малом»

Тетка велела открыть библиотеку. Смотрим, а пиала стоит на столе, и в ней отросток цитруса, блюдо же, в котором раньше был этот отросток, стоит с фаршем в ящике шкафа.

Разве это не пример искусства «перемещать предметы»?

По мысли кажется, что обязательно чего-то не должно быть, а на деле оказывается, что оно будто присутствует, как в данном случае; и выходит, что и по мысли предполагалось его отсутствие. Всяческие чудеса, проделки горных духов, ворующих вещи и похищающих людей, ничем от этого не отличаются. Да и умение тех, кто может изгонять горных духов и разрушать лисьи чары, тоже ничем не отличается: раз могут изгонять, значит, могут и подчинить себе; раз могут воровать людей, значил, могут воровать и для людей. В чем же разница?

(25.) Наш старый слуга по имени Чжуан Шоу рассказывал:

«Когда-то, служа у одного чиновника, я увидел на рассвете, что к моему хозяину прибыл какой-то сановник и сразу вслед за ним другой. Видно было, что все они состоят в дружеских отношениях. Побеседовали, обменялись какими-то секретными сообщениями, а затем оба гостя вместе ушли. Хозяин мой тоже велел запрягать и уехал, а вернулся уже в сумерках. Лошадь была сильно утомлена, да и сам хозяин выглядел очень усталым. Вдруг снова явились те двое и стали шептаться при свете лампы, кивают головами, руками размахивают, хмурят брови, в ладоши хлопают, видно, важное дело обсуждают. На водяных часах уже было время второй стражи, и я услышал вдали за северным окном чье-то хихиканье, а они в доме ничего не слышали. Пока я колебался, не зная, что предпринять, вдруг послышался протяжный вздох и кто-то сказал:

— Зачем же так?

Тут уж я поднял и хозяина и гостей, они распахнули окно, но после недавнего дождя земля стала гладкая, как ладонь, никаких следов не осталось, они решили, что я брежу со сна.

Но ведь все это время, чтобы кто-нибудь не подслушал их разговор, я сторожил под южной стороной кровли, спрятавшись в цветнике, и глаз не сомкнул, и слова не произнес.

Так и до сих пор не знаю, что же это было.»

(26.) Цзюйжэнь Цю Эр-тянь из Юнчуня как-то отдыхал на дороге у озера Цзюлиху и увидел, что по тропе быстро едет мальчик на быке. Доехав до Цю Эр-тяня, он на минуту остановился и продекламировал:

Приду я — и ветер с дождем налетят,
Уйду я — и солнце в тумане волнистом.
Вершину косые лучи озарят —
Это я возвращаюсь тропою гористой.

Цю очень удивился: как это деревенский мальчишка сумел сочинить такие стихи? Хотел было расспросить его, смотрит — только бамбуковая шляпа мелькает среди елей и можжевельника, мальчишка успел уже проехать больше половины ли.

Так Цю и не узнал, дух ли какой-нибудь или бессмертный над ним пошутил, то ли деревенский мальчишка, услыхав, как кто-то читал эти стихи, запомнил их...

[27. Человек на заброшенном постоялом дворе видит стихи, написанные бесом.]

(28.) Мой свояк Ли Лу-юань, по прозванию Цзи-чао, родом из Цзинчжоу, получивший степень цзюйжэня в год цзя-у правления под девизом Кан-си[218], был искусен в сочинении стихов.

Как-то в тот перйод, когда он ожидал назначения на должность, во сне сочинил парные строки:

С горы Цзи разлетаются прочь луани

[219],На горе Эмэй служил Цюй.

Проснувшись, он сам не мог понять, что это значит. Впоследствии получил назначение в Хунань. Там он и умер. А это было место, где слагал свои стихи Цюй Юань[220].

(29.) У моей покойной бабушки, госпожи Чжао, был маленький пятнистый щенок. Боясь, что он будет воровать мясо, служанки, сговорившись, убили его. Среди них была одна, по имени Лю-и. Ей приснилось, что этот щенок пытается загрызть ее, и она стала кричать и бредить во сне. Узнав об этом, бабушка сказала:

— Служанки убили собаку сообща, почему же она затаила обиду на одну только Лю? Видно, Лю сама воровала мясо и потому не может успокоиться.

Стали выяснять. Оказалось, так и было.

[30. Цзи Юнь видит духов деревьев.]

(31.) Господин Сун Цин-юань из Дэчжоу рассказывал:

«Даос Люй — не знаю, откуда он родом, — был искусен в магии. Как-то он гостил в доме главы палаты земледелия Чжана из Тяньшаня, а там как раз собрались гости полюбоваться вистариями. Среди них был один мирской ученый, человек недалекий, рассуждавший вульгарно и пошло; говорил он, что называется, не закрывая рта и всем невыносимо надоел. Особенно же надоел он одному молодому человеку, который и буркнул, не подумавши:

— Хватит языком-то молоть без конца!