Заметки из хижины «Великое в малом»

Наступил седьмой день. Внезапно послышался шум, грохот, окна и двери все нараспашку, до самого вечера не стихал шум.

Даос вызвал на подмогу других духов, и тогда только удалось схватить лису. Ее затолкали в глиняный сосуд с узким горлышком и закопали за воротами Гуаньцюймэнь[213].

Как-то я спросил Чжан Чжэнь-жэня о том, как удается изгнать нечистую силу. Он ответил:

— Я тоже толком не знаю, как это происходит, но следую установленным правилам. В большинстве случаев духи и бесы подчиняются печати[214], амулеты же находятся в ведении даосов. Постигший истину[215] подобен сановнику, а даос — мелкому чиновнику, без даоса он не может составить амулет, а даос без Постигшего истину не сможет поставить печать, амулет его не будет чудотворным. Что же до того, будет ли толк от этого или нет, так это похоже на официальные документы по судебным делам: либо они принимаются во внимание, либо оспариваются — раз на раз тут не приходится.

Рассуждение это показалось мне очень близким к истине. Я еще спросил:

— Допустим, что в заброшенном жилище или в глубоких горах вам повстречается вдруг нечистая сила, сумеете вы подчинить ее себе или нет?

— Возьмем в качестве примера сановника в пути, — ответил Чжан Чжэнь-жэнь, — разбойники, естественно, разбегаются и прячутся от него кто куда, а какой-нибудь из них не знает, что здесь проезжает сановник со свитой, продолжает себе разбойничать, и вдруг перед ним бунчуки и знамена. Сановник же, хотя у него есть все полномочия, все-таки не решится завербовать его на военную службу. Вот так обстоит и с тем, о чем вы спрашиваете.

Эти слова тоже очень верны. Но в таком случае, все разговоры о чудесах, которые творят духи, сильно преувеличены.

[21. Оценка Цзи Юнем конфуцианцев ханьской и сунской династий.]

(22.) Глава палаты земледелия Цао Чжу-сюй[216] рассказывал, что его двоюродный брат как-то на пути из Шэ в Янчжоу заехал к своему приятелю. Лето было в разгаре, стояла жара, и его приняли в библиотеке — большой прохладной комнате. Когда наступил вечер, он спросил, нельзя ли ему тут переночевать, но приятель ответил:

— В этой комнате водится нечистая сила, ночевать здесь невозможно.

Однако Цао настоял на своем.

Когда наступила полночь, через щель в двери стало вползать с шуршанием что-то тонкое, как листок бумапи. Очутившись в комнате, оно начало расти, принимать человеческий облик и превратилось наконец в женщину. Цао ни капельки не испугался. Тогда бес неожиданно распустил волосы и, высунув как можно дальше язык, принял облик повесившейся женщины. Но Цао рассмеялся и сказал:

— Волосы те же самые, только растрепанные, и язык тот же самый, только подлиннее немножко, чего же, собственно, тут бояться?

Тогда бес вдруг сорвал с себя голову и положил ее на стол. Но Цао снова засмеялся:

— Даже с головой вы были не страшны, а уже без головы-то и подавно.

Больше, видно, у беса не было трюков, и ему пришлось удалиться с позором.

На обратном пути Цао опять остановился на ночлег в этом же доме. Когда наступила полночь, в дверь снова стало что-то вползать, но не успело оно просунуть голову, как Цао закричал:

— Эта мерзость опять здесь? — и бес исчез, так и не войдя в комнату.

История эта похожа на то, что произошло с Цзи Чжун-санем[217].

Ведь тигр не станет жрать пьяного, ибо тот его не боится. Когда человек боится, сердце его не на месте, раз сердце не на месте, то и мысли в смятении, а когда мысли в смятении, тут-то злой дух и завладевает человеком. А если человек не боится, сердце его спокойно, раз сердце спокойно, то и воля тверда, а раз воля тверда, то никакой злой дух не осмелится и подступиться. Древний автор рассказа о Чжун-сане говорит, что сердце его было таким твердым и спокойным, что бес, устыдившись, убрался восвояси.

[23. Небо карает заносчивого человека.]

(24.) Для актерского искусства нужна сноровка и сметка, но то же самое нужно и для искусства «перемещать предметы».

Помню, когда я был маленьким, какой-то фокусник в доме моего деда, господина Сюэ-фэна, поставил на стол рюмку с вином, а затем ударил по столу рукой, и рюмка вошла в стол, так что верхний ее край оказался на одном уровне с поверхностью стола. Когда же стали щупать, то дна рюмки не было заметно, и только по прошествии некоторого времени она вылезла обратно на свое место. Вот это была ловкость рук!

Потом фокусник приподнял большую пиалу с рыбным фаршем, толкнул ее, и она исчезла. Он приказал пиале вернуться на место, но потом сказал:

— Нет, не получится. Фарш залез в выдвижной ящик шкафа, что с картинами в библиотеке.

А в библиотеке тогда находилось множество всяких старинных вещей, все впритык, в тесноте, да и, кроме того, ведь высота выдвижного ящика была всего только два цуня, а пиала была высотой цуня в три-четыре, не меньше. Конечно, пиала не могла бы в него влезть. Даже странно, что он сам этого не сообразил сразу.