Заметки млекопитающего

Истинная критичность заключается в том, чтобы критиковать не самого себя, а других; бревно у себя в глазу ничуть не мешает высмотреть сучок в глазу соседа: в этом случае бревно превращается в очень длинную подзорную трубу, которая увеличивает сучок до невероятных размеров.

Нет слов, чтобы выразить все восхищение мужеством первого критика, который явился в мир. Грубые люди, затерянные во Тьме Веков, должно быть, встретили его пинками, не понимая, что он – предвестник, достойный всяческого почитания. В своем роде это был герой.

Второго, третьего, четвертого и пятого критика наверняка встретили не лучше, но… благодаря им возник прецедент: критическое Искусство произвело на свет само себя. Это был первый день Нового года. Спустя много лет эти Благодетели Человечества сумели организоваться; они основали Критические Профсоюзы во всех крупных столицах мира. Критики стали значительными персонажами, и это доказывает, что добродетель всегда вознаграждается. В результате художники были обузданы, покорены как дикие кошки. Вполне справедливо, что критики направляют художников. Я никогда не понимал, почему художники так болезненно воспринимают предупреждения критиков. Думаю, все дело в гордыне, в гордыне неуместной и неприятной. Художники только выиграли бы, если бы больше почитали критиков, уважительно к ним прислушивались, даже любили их, чаще приглашали к семейному застолью, усаживали между дядей и дедушкой. Пусть художники последуют моему примеру, моему достойному примеру: присутствие критика ослепляет меня, он так блещет, что я больше часа щурюсь; лобзаю следы его домашних туфель, взахлеб упиваюсь его словами, из вежливости. Я долго изучал нравы животных. Увы, у них нет критики. Это Искусство им чуждо, по крайней мере, в архивах моих животных я не знаю ни одного произведения подобного рода. Возможно, мои друзья критики знают о существовании такого произведения или даже нескольких. Пусть любезно известят меня об этом, и чем быстрее, тем лучше. Да, у животных нет критики. Волк не критикует ягненка: он ест его, и не потому, что презирает овечье искусство, а потому, что восхищается плотью и даже костями этого пушистого нежного животного, неимоверно нежного на вкус.

Нам нужна железная дисциплина. Сгодится из любого другого металла. Лишь критики сумеют ее установить и удержать. На расстоянии. Они всегда рады привить нам великие принципы послушания. Неповиновение вызывает жалость, неподчинение весьма прискорбно. Но потакать собственным порочным страстям нельзя, даже если они вами помыкают. А как понять, что эти страсти скверны, скверны, как парша? Да, как?

По удовольствию, с которым им отдаешься, им предаешься, а еще по неприязни, которую к ним испытывают критики.

У критиков нет порочных страстей. Откуда у этих душевных людей могут быть порочные страсти? У них вообще нет страстей, ни одной. Они всегда спокойны, радеют лишь о своей миссии исправлять огрехи этого бедного мира и имеют с того надлежащий доход. На табачок, только и всего.

Такова задача этих людей. Такова обязанность, возложенная на этих людей, воистину добрых советчиков, ибо на один вопрос у них всегда найдется тысяча советов, тысяча региональных советов каких-то депутатов.

Поблагодарим же их за все жертвы, которые они приносят денно и нощно ради нашего блага, исключительно ради нашего блага; попросим Провидение избавить их от всяческих болезней; оградить от всяческих невзгод; подарить им множество детей разного рода, которые продлили бы их собственный (род). Правда, от этих пожеланий им ни горячо ни холодно: в любом случае им хоть бы что, вот они и пишут… невесть как.

Заметки о современной музыке

Для борьбы с «передовой» идеей в Политике или в Искусстве все средства хороши, особенно низменные. «Новые» художники, «что-то меняющие» художники знают, что во все времена враги выступали и продолжают выступать против непонятых им новых тенденций – точек зрения.

В искусстве, как в Политике: Жорес стал жертвой нападок, как Мане, Берлиоз, Вагнер, Пикассо, Верлен и многие другие. Это всегда «повторяется», и всегда одни и те же борются с Прогрессом в любых его формах и проявлениях: добронравные люди придерживаются «устоявшихся привычек», боятся «сдвинуться с места».

На страницах этой газеты я с удовольствием защищаю своих товарищей музыкантов, принадлежащих к «передовым» группам. Мне показалось правильным и полезным делать это здесь, в среде, которой я симпатизирую и к которой самым естественным образом причастен. Разве не естественно, что «передовой» художник оказывается «передовым» и в Политике? Не правда ли?