Заметки на биополях. Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве

Только, боюсь, судьба Высоцкого сложилась бы трагичнее. И до своего семидесятилетия он, даже если б позволило здоровье, мог не дожить. Как не дожили до сегодняшнего дня Политковская, Щекочихин, Старовойтова, Юшенков. Я перечислил здесь людей очень непохожих – объединяет их одно: они все мешали обделывать свои делишки разного уровня власть имущим. И их устранили.

Высоцкий тоже очень бы мешал.

И все же, вероятнее всего, он бы облегчил работу спецслужбам – поэты сами нарываются на пулю или петлю, когда кончается их воздух. Когда что-то вдруг случается с их читателями и слушателями, а в случае Высоцкого – и с персонажами. А правда, где она сейчас – его любимая аудитория: «физики», так любившие «лириков»? Те, к кому он с удовольствием приезжал на концерты в их закрытые «ящики». Одни ушли в бизнес, другие эмигрировали, третьи бегают между двумя-тремя работами – до песен ли тут.

Но еще драматичнее, что практически исчез тот тип человека, о котором и для которого он писал свои неиронические песни. А на одной только иронии настоящему поэту не прожить.

Пафос же Высоцкого большинству сейчас уже не понятен.

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!

Ну что вы! Когда все ценности измеряются деньгами, согласных на рай в шалаше все меньше и все больше тех, кто занимается переделом теремов и дворцов. Они – герои нашего времени, а женщины любят героев…

И все же место Высоцкого в народном сознании по-прежнему остается вакантным.

Трагический сюрреалист: О Юрии Кузнецове

К нему относились по-разному. Апологеты чуть ли не обожествляли (так и самим, глядишь, можно пристроиться в апостолы), противники доходили до того, что называли вурдалаком. В 80-е годы в «Литгазете» шла многомесячная дискуссия, по сути дела, вокруг одной его строчки: «Я пил из черепа отца…». Кто-то понимал ее чуть ли не буквально, кто-то – символически.

Бесспорно: Юрий Кузнецов был одним из самых ярких явлений в поэзии эпохи застоя.

Выход каждой его новой книги: «Во мне и рядом – даль», «Край света – за первым углом» – становился поэтическим событием.

Впервые он поразил читателей еще в 1968 году своей «Атомной сказкой» про современного Иванушку, который выпустил стрелу –

…И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

– Пригодится на правое дело! –
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.

Многие тогда восприняли эти стихи как научно-техническую контрреволюцию. На самом деле вопрос-то в них ставился куда глубже…

Когда после августа 1991-го писатели категорично поделились на «демократов» и «патриотов», Юрий Кузнецов оказался во втором лагере – да не просто так, а в качестве одного из немногих знамен (наряду с Распутиным и Беловым). Эти идеализация и идеологизация явно вредили поэту. А писательский раскол привел к тому, что «демократы» практически перестали читать «патриотов». Так что фигура Юрия Кузнецова для большинства читателей ушла в тень…

Но никуда не делись его лучшие стихи – такие, например, как «Отец космонавта», – и весь сюрреалистически-трагический мир его книг.

А рифмованную идеологию мы и у Тютчева-то не перечитываем.

Уходит поэт. Остается все лучшее, что он написал.

Мое общение с ним было трогательным. В Абхазии на последних там Днях советской литературы в 1985 году. Погода в Сухуми стояла… вернее как раз не стояла, а вовсю плясала. То можно было купаться, то шел снег и дул пронзительный ветер. Поднимаясь по лестнице в свои номера в знаменитой когда-то, а ныне пребывающей в развалинах гостинице «Абхазия», мы с Юрием Поликарповичем разговорились. Чтобы продолжить разговор, а он касался темы «Русской партии», как называли тогда кожиновскую команду, он предложил мне зайти к нему в номер. И хотя разговор был скорее спором, заботливо накинул мне на плечи (погода была в этот день ужасная) свое пальто. Его жест убавил мой пафос: как же вы, настоящий поэт, можете иметь дело с этими… Может быть, лучше бы он не проявил гостеприимства?

В общем, увы, ни в чем я Кузнецова не переубедил. А жаль. С тех пор он, написав еще несколько талантливых стихотворений, начал пасти народы в русле ущербной ксенофобской идеологии. И все это в рифму – читать не стоит.