Заметки на полях (СИ)

— Не, — мотнул я головой. — Раньше я больше стебался. А теперь… Мы вместе пережили опасное приключение, потом ты провела ночь у меня дома, я спрятал тебя от мамы, и вот теперь мы тут, а ты — в одном полотенце. Шутка перестаёт быть шуткой, и я не знаю, как нам через это перешагнуть. Боюсь, что никак. Это один из тех моментов, после которых нужно либо вместе сделать шаг вперёд, либо разбежаться.

Я говорил будто бы беспечно, но, слушая себя, сам понимал, что прав. Что-то поломалось в этот момент, и Аня, которая до сих пор была мне другом и психологом (что уже само по себе дурное сочетание), превратилась в Аню, которую хочется избавить от полотенца, поцеловать, положить на кровать…

Аня тоже почувствовала, что я серьёзен, и озадачилась. Присела на край кровати. Н-да уж, умница, привнесла ещё одну ассоциацию полезную.

— Пожалуй, я действительно была неправа, — сказала она.

— Ты и сейчас неправа, — хмыкнул я, покручиваясь на стуле.

— Просто я привыкла относиться к тебе как к действительно взрослому человеку…

— Ань, скажи честно, у тебя правда до такой степени скудный опыт общения с противоположным полом?

Когда она с ног до головы залилась алой краской и промолчала, я закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и сказал:

— Да будь я хоть негр преклонных годов — это на всех работает одинаково, бестолочь. Нельзя просто так взять и показаться на глаза парню, который к тебе хорошо относится, в одном полотенце.

— Да это чушь! — возмутилась она. — А если бы мы встретились на пляже?!

— Пляж — это другое, — покачал я головой.

— Чем же?

— Всем, Аня. Всем. На пляже все валяются в одних трусах, это нормально. На пляже парень и девушка могут стоять и спокойно разговаривать, и это ничего не означает. Но попробуй мысленно переместить их в пустую квартиру — и всё. Простого разговора уже не получится.

Маразматическим образом она вновь увидела во мне старшего и смотрела… Пожалуй, смотрела с испугом и мольбой.

— И что теперь будет? — прошептала она.

— Да ничего, — пожал я плечами. — Просто теперь всё станет по-другому. С тобой я не смогу быть полностью откровенным, я буду стараться кем-то казаться для тебя. А вот с Катей — наоборот. Она знает, кто я на самом деле. Она мне поверила. И эти оковы пали. Одна беда — ты разбудила во мне зверя. И будь мне на самом деле двенадцать лет, я бы наверняка перенёс это на Катю, и ни к чему хорошему это бы нас не привело. Впрочем, я тебя не виню. Половое созревание — оно даёт о себе знать рано или поздно, вне зависимости от того, сидит ли рядом Аня в полотенце.

— И как ты хочешь с этим справляться? — Что-то психологическое наконец проскользнуло в голосе Ани.

— Ну, знаешь… Есть способы. В конце концов, у меня есть сексуальный опыт, так что для меня в этом нет столь волнующей тайны. Просто потребность организма, которую можно игнорировать, либо удовлетворять. Подручными способами, так сказать.

В этот момент она, кажется, действительно почувствовала себя голой. Не каждый день услышишь от парня столь откровеное признание в том, что он собирается на тебя д**чить.

— Давай, одевайся, — вздохнул я. — Поехали.

— Куда? — дёрнулась Аня.

— На кудыкину гору, и там — что-то про помидоры. В школу, блин, куда ещё! У нас приём, как-никак. Ещё целых четыре осталось. А потом ты мне справку выдашь.

Аня молча встала, подошла к шкафу, открыла один из тех самых ящичков… Я отвернулся, посмотрел в чёрный монитор. Монитор отражал Аню у шкафа. Я закрыл глаза…

— Семён…

— Что?

— Это крайне идиотский вопрос с моей стороны, но… Кто ты такой? Правда?

— Это крайне идиотский ответ, но я — Семён Ковалёв. Покончивший с собой в тридцать один год и получивший за каким-то хреном второй шанс слепить из своей говножизни что-то более-менее приличное. Однако, вопреки массовому заблуждению, из говна можно слепить только говно. И даже если смешать один килограмм говна и один килограмм варенья — получится два килограмма говна.

Этот шорох — как будто полотенце упало на пол? И два еле слышных шага — ровно столько отделяло меня от неё. Лёгкое дыхание на щеке. Две горячих ладошки у меня на плечах.

— Посмотри на меня, — шепчет она. — Повернись. Я перед тобой виновата и хочу постараться исправить…

Я повернулся и открыл глаза. Комната была пуста и, разумеется, никакого полотенца на полу. Я глубоко вдохнул и выдохнул, опустил взгляд на свои джинсы… Блин. Ситуация-то серьёзная. В таком виде я с Аней в школу не войду — меня охранник пристрелит. А ещё до того — джинсы порвутся. И вот тогда точно пристрелят. Никто его не обвинит, это будет явная самооборона.

— Ань, — крикнул я, — ты скоро ванну освободишь?

— Сейчас! — донёсся приглушённый дверью крик. — А тебе надолго? Мы просто опаздываем уже…

— Не, вообще не долго. Секунд десять максимум. И с тебя потом пачка сигарет. Только хороших. И зажигалка.

30