Заметки на полях (СИ)

Послышались шаги. Я заинтересованно ждал. В глазке что-то мелькнуло. Потом женский голос спросил, кто там.

— Здравствуйте! — сказал я. — Мне бы Гришу.

Щёлкнул замок, дверь приоткрылась, и я увидел Гришину маму. Она мало чем напоминала ту фурию бизнес-вумен-стайл, что приходила ко мне домой рассказывать про небо в клеточку и друзей в полосочку. Застиранный халат непонятного цвета, бигуди на голове. Захотелось убежать и разбить себе голову от резкого передоза обывательщины.

— Ты-ы-ы?! — не то изумилась и восхитилась, не то начала закипать она. — Да как ты смеешь? Да ты…

— Здравствуйте, — повторил я. — Мне бы Гришу, если можно.

— Нельзя! — Она даже привзвизгнула. — Ты совсем обнаглел? Ещё домой к нам пришёл! Я твоей матери позвоню сейчас!

— Она будет в шоке, — кивнул я. — А пока вы будете звонить, можно мне с Гришей поговорить? Это ненадолго.

Женщина надулась, как жаба, готовая лопнуть и забрызгать меня ядом. Таких всегда бесит, когда на их токсичные выбросы никак не реагируют. Наверное, я бы скорее добился желаемого, если бы выпятил нижнюю губу, опустил голову, капнул слезинкой, начал мямлить извинения. Но сил во мне на цирковые представления не оставалось. Я вообще чувствовал, что силы меня покидают абсолютно. Как будто бы что-то извне их высасывает. Ползал пока ещё, чуть ли не по инерции, но и инерция когда-нибудь закончится.

— Мам, кто там? — прогудел внезапным баском Гриша. Я даже вздрогнул. Это у него от моих п**дюлей половое созревание ускорилось? Неожиданный эффект. Не думал, что буду так влиять на парней.

Он просунул помятую рожу — впрочем, уже почти поджившую — в дверь и увидел меня. Глаза сперва сощурились, как на врага.

— Привет, — кивнул я своей помятой рожей. — Выйдешь? На два слова.

— Никуда он не пойдёт! — заговорила женщина и тем самым подписала себе приговор.

Сказать подростку, что он чего-то не должен делать — само по себе глупая затея. А сказать при другом подростке… Да даже если бы я тут стоял с целой толпой гопников, которые ненавязчиво поигрывали бы ножами и кастетами, Гриша всё равно бы вышел, потому что лучше смерть, чем прогнуться. Во всяком случае, для правильного пацана. А Гриша был правильным. Во всяком случае, косяков не порол и в конфликты с Рыбиным не вступал, а это уже о многом говорит.

Они с минуту пререкались, потом он обул ботинки на босу ногу и вышел. В домашних шортах и майке, весь такой напряжённый. Дверь за ним закрылась.

— Чё те? — буркнул он.

Я кивнул вниз и спустился на пролёт. Бросил пакет на подоконник, высыпал из него все имеющиеся там сокровища.

— Это чё? — удивился Гриша, спустившись следом.

— Это… — Я помолчал, пытаясь сформулировать адекватный ответ, чё это. — Ну как тебе сказать… Я долго думал. Просто так прийти и извиниться — это как-то голословно, такие вещи нужно закреплять. Закрепить можно, покурив вместе — но ты не куришь. Ещё можно выпить, но мы не в том возрасте, да ты, наверное, и не пьёшь. Я прикинул, что у нас сейчас может сойти за трубку мира… Не знаю. Я запутался, Гриша. Преломи со мной этот «Сникерс», что ли. Если я тебе не противен после всего, что сделал.

Я разорвал упаковку и, отломив себе кусочек, всучил офигевшему Грише остаток. Он посмотрел на шоколадку, с которой, как в рекламе, свешивалось карамельное щупальце. На меня. Снова на шоколадку. Я, чувствуя себя дрессировщиком, поднёс ко рту свой кусок и откусил. Гриша, выдержав паузу, последовал моему примеру…

— Чё ты кинулся-то? — спросил он, когда мы с ним сидели на ступеньке, и я закурил.

— Уже не важно, — поморщился я. — Перекрыло. Больше не повторится.

— Фигасе — неважно! А если я на тебя так же кинусь?

— Ну, кинься. Полегчает?

Он помолчал. А я, стряхнув пепел на нижнюю ступеньку, сказал:

— Ты ничего мне плохого не сделал. Да и не сделаешь. Я не тебя бил, понимаешь? А что-то в себе. Я не смог бы этого победить иначе. Вот и пришлось…

— Да про тебя правда говорят, что ты — е**нутый, — заметил Гриша.

Я сидел рядом с человеком, который через восемнадцать лет уведёт у меня жену. Впрочем, уже нет. Вряд ли. Я постараюсь не встретиться больше с Дашей. Постараюсь не жениться на ней. Да и откуда они у меня возьмутся, эти восемнадцать лет? Большой-большой вопрос. Вот и получается, что никакого зла на Гришу во мне не осталось.

— Правильно говорят, — кивнул я.

Говорить нам было решительно не о чем. Всё важное было уже сказано.

— Чё, ты когда в школу-то? — буркнул Гриша, теребя упаковку от «Сникерса».

— Через неделю. По идее.

— В смысле, «по идее»?

— В смысле, что не знаю, приду ли.

— Как?

Я пожал плечами:

— Не знаю, найду ли какой-нибудь смысл продолжать этот п**дец, который вы все называете жизнью.

Тут у Гриши что-то замкнуло в мозгу, и он, акробатически перескочив через несколько смысловых пластов, с медвежьей грацией приземлился на нужную тему.

— Ты чё, из-за Катьки, что ли?

— У, — сказал я, затягиваясь. Это можно было интерпретировать и как «да», и как «нет», и как «пошёл нах*й».

— Перед ней тут Рыба извинялся.

— Да ты чё? — удивился я. Уже и забыл про то своё настоятельное пожелание.

— Ага. Мы все офигели.

— И как он с этим справился?